Охота на Улисса - [61]

В сентябре пятьдесят третьего отец собирался дать бал в честь ежегодного Праздника Урожая и выписал из Парижа танцоров – готовилась феерия на террасах и у Южного входа дворца. Я была в восторге от приготовлений, тайком пробиралась на репетиции, да это и нетрудно было, – по случаю чудной погоды танцевали прямо под открытым небом, и сложно было понять даже, что делает парочка, на которую вы наткнулись в узкой парковой аллее: отрабатывает балетное па или занимается любовью. Если бы не охрана, таскавшаяся за мной повсюду… Но я старалась не замечать этих людей. Меня крепко охраняли, Стасик. Тебе бы не поздоровилось, если бы ты вздумал попробовать приблизиться к наследнице княжеского престола, а тем более заговорить с ней. Я не понимала тогда, что может угрожать мне, жизнь казалась безоблачной, как небо над тёплым морем, лениво плескавшимся у парапетов нижних террас. Однажды вечером, прогуливаясь в колоннаде Чайного домика[5], я увидела первое облачко на горизонте моей жизни. Вернее, услышала. Разговор отца с каким-то военным. Я не подслушивала – никогда бы не позволила себе такого! – и мало что поняла, но тревога в голосе отца, когда он спрашивал, и безысходность, с которой вполголоса давались короткие ответы, сказали мне больше, чем случайно услышанные слова, значения которых я тогда не понимала. Флот заперт в бухте и ненадёжен. Снабжение прервано, блокирован перешеек. Лететь – верная гибель, оба аэродрома простреливаются. Бежать морем – авантюра… Бежать, понимаешь, Стасик?! Но ты-то понимаешь, это мне тогда невдомёк было, что значит – бежать. Я не хотела слушать, о чём они говорят, не хотела верить… И даже вечером, когда ко мне привели ту девушку из балета мадам Фагоне, не сразу поняла, зачем её нужно переодеть в моё платье и поселить в моей комнате. Они говорили что-то, не помню. Я, кажется, плакала, когда уразумела, что происходит. Мать уверяла, что это ненадолго, скоро они с отцом догонят меня, возможно уже в Варшаве мы будем вместе, мадам Фагоне с фальшивым оживлением расписывала Париж…

– Они подставили ту девчонку вместо вас? – перебил Волков… Ирис перевела дух: ничего себе – история! Губы Барбары сложились в жалкое подобие усмешки, она ответила, остановив пана Станислава, собиравшегося вступиться за жену:

– Я часто думала об этом, господин Волков. Варвара Лисовская ничего не потеряла от перемены положения. Когда я была уже в Париже, узнала, что родители мои погибли «при обстоятельствах, не исключающих самоубийство», а престол перешёл к их дочери, которая и не думала бежать. Понимаете? Мне кажется, не зря в труппе оказалась девушка, похожая на меня. Она ведь неважно танцевала, по словам девочек, да и попала-то к мадам Фагоне всего за месяц до гастролей. Думаю, вся эта история устроена Северным Княжеством, слишком уж быстро заговорили о внезапно вспыхнувшей любви между Великим Князем и южной княжной. Кроме мадам Люси никто не знал, кто я такая – мало ли девчонок прибивается к балетным труппам, чтобы потом сесть на мель в одном из парижских предместий?! Однако я, в отличие от настоящей Варвары Лисовской, умела танцевать, и довольно неплохо. Правда, Стасик? Люси щадила меня первое время, но я сама не хотела поблажек, и жизнь танцовщицы легла на мои плечи всей своей тяжестью. Ох, каким же серым и мерзким показался мне Париж после солнечной моей родины! Страх не отпускал ни на минуту, да к тому же и Люси постоянно твердила: «Опасайся соотечественников, Барби». Но в полной мере ужас моего положения дошёл до меня, когда узнала, что Княжества объединились. С этого момента, если бы внешней разведке Великого Князя удалось узнать, что я жива, жизнь моя стоила бы не дороже вчерашнего рогалика из булочной мамаши Флери. Я пугалась дверного скрипа и шагов за спиной, а больше всего – русской речи. Парижская осень, начало зимы… Жизнь моя обвисла и липла к телу, как куртка под промозглым парижским дождём. Я брела сквозь окружавшую меня мерзость, втянув голову в плечи, и тут появился ты, Стасик. Не напористый набитый деньгами самовлюблённый болван, которых было в то время вокруг меня хоть пруд пруди, а ты…ты, который смотрел на меня снизу вверх, будто я королева, а не…

– Ты и была королевой. И вела себя, как королева, – пробормотал Станислав. Ирис бросила на него удивлённый взгляд, подумав мельком: «Почему этот человек раньше казался мне смешным?»

– Да? – печально усмехнулась Барбара. – Возможно. Но самой-то себе я казалась чуть ли не шлюхой, хотя до этого, слава богу, не дошло дело. Появился ты, и всё изменилось. Даже если бы не пришлось нам бежать из Парижа…

– Зачем? – неожиданно спросил Волков.

– Меня догнали мои страхи, – ответила Барбара не задумываясь, подняв глаза к потолку. – Один из моих ухажёров каким-то образом пронюхал или ему подсказали, кто я на самом деле. А может быть, он и не знал ничего точно, теперь я ни в чём не уверена, но тогда… Он сказал, что знает, кто я, и пообещал, что выдаст, если не соглашусь… Фу, мерзко даже вспомнить о нём. Он так испугал меня, что оставаться в Париже я больше не могла. Просто сошла бы с ума. Теперь понимаю, что пыталась убежать не от него, а от себя самой. Извини меня, Стасик… Я и тебя заразила страхом, и тебя заставила…