Охота на Снарка и другие стихи - [2]

По осанке, по грации – лев!

Вы бы в нем заподозрили бездну ума,

В первый раз на него поглядев.

Он с собою взял в плаванье Карту Морей,

На которой земли – ни следа;

И команда, с восторгом склонившись над ней,

Дружным хором воскликнула: «Да!»

Для чего, в самом деле, полюса, параллели,

Зоны, тропики и зодиаки?

И команда в ответ: «В жизни этого нет,

Это – чисто условные знаки.

На обыденных картах – слова, острова,

Все сплелось, перепуталось – жуть!

А на нашей, как в море, одна синева,

Вот так карта – приятно взглянуть!»

Да, приятно… Но вскоре после выхода в море

Стало ясно, что их капитан

Из моряцких наук знал единственный трюк —

Балабонить на весь океан.

И когда иногда, вдохновеньем бурля,

Он кричал: «Заворачивай носом!

Носом влево, а корпусом – право руля!» —

Что прикажете делать матросам?

Доводилось им плыть и кормою вперед,

Что, по мненью бывалых людей,

Характерно в условиях жарких широт

Для снаркирующих кораблей.

И притом Балабон (говорим не в упрек)

Полагал, и уверен был даже,

Что раз надо, к примеру, ему на восток,

То и ветру, конечно, туда же.

Наконец с корабля закричали: «Земля!» —

И открылся им брег неизвестный.

Но взглянув на пейзаж, приуныл экипаж:

Всюду скалы, провалы и бездны.

И заметя брожженье умов, Балабон

Произнес утешительным тоном

Каламбурчик, хранимый до черных времен:

Экипаж отвечал только стоном.

Он им рому налил своей щедрой рукой,

Рассадил, и призвал их к вниманью,

И торжественно (дергая левой щекой)

Обратился с докладом к собранью:

«Цель близка, о сограждане! Очень близка!»

(Все поежились, как от морозу.

Впрочем, он заслужил два-три жидких хлопка,

Разливая повторную дозу.)

«Много месяцев плыли мы, много недель,

Нам бывало и мокро, и жарко,

Но нигде не видали – ни разу досель! —

Ни малейшего проблеска Снарка.

Плыли много недель, много дней и ночей,

Нам встречались и рифы, и мели;

Но желанного Снарка, отрады очей,

Созерцать не пришлось нам доселе.

Так внемлите, друзья! Вам поведаю я

Пять бесспорных и точных примет,

По которым поймете – если только найдете, —

Кто попался вам: Снарк или нет.

Разберем по порядку. На вкус он не сладкий,

Жестковат, но приятно хрустит,

Словно новый сюртук, если в талии туг, —

И слегка привиденьем разит.

Он встает очень поздно. Так поздно встает

(Важно помнить об этой примете),

Что свой утренний чай на закате он пьет,

А обедает он на рассвете.

В-третьих, с юмором плохо. Ну, как вам сказать?

Если шутку он где-то услышит,

Как жучок, цепенеет, боится понять

И четыре минуты не дышит.

Он, в-четвертых, любитель купальных кабин

И с собою их возит повсюду,

Видя в них украшение гор и долин.

(Я бы мог возразить, но не буду.)

В-пятых, гордость! А далее сделаем так:

Разобьем их на несколько кучек

И рассмотрим отдельно – Лохматых Кусак

И отдельно – Усатых Колючек.

Снарки, в общем, безвредны. Но есть среди них…

(Тут оратор немного смутился)

Есть и БУДЖУМЫ…» Булочник тихо поник

И без чувств на траву повалился.

Вопль третий Рассказ булочника

И катали его, щекотали его,

Растирали виски винегретом,

Тормошили, будили, в себя приводили

Повидлом и добрым советом.

И когда он очнулся и смог говорить,

Захотел он поведать рассказ.

И вскричал Балабон: «Попрошу не вопить!»

И звонком возбужденно затряс.

Воцарилася тишь. Доносилося лишь,

Как у берега волны бурлили,

Когда тот, кого звали «Эй, как тебя бишь»,

Речь повел в ископаемом стиле.

«Я, – он начал, – из бедной, но честной семьи…»

Перебил Предводитель: «Короче!

Перепрыгнем семью, дорогие мои! —

Этак мы не закончим до ночи».

«Сорок лет уже прыгаю, Боже ты мой! —

Всхлипнул Булочник, вынув платок. —

Буду краток: я помню тот день роковой,

День отплытья – о, как он далек!

Добрый дядюшка мой (по нему я крещен)

На прощание мне говорил…»

«Перепрыгнули дядю!» – взревел Балабон

И сердито в звонок зазвонил.

«Он учил меня так, – не смутился Дохляк, —

Если Снарк – просто Снарк, без подвоха,

Его можно тушить, и в бульон покрошить,

И подать с овощами неплохо.

Ты с умом и со свечкой к нему подступай,

С упованьем и крепкой дубиной,

Понижением акций ему угрожай

И пленяй процветанья картиной…»

«Замечательный метод! – прервал Балабон. —

Я слыхал о нем, честное слово.

Подступать с упованием, я убежден, —

Это первый закон Снарколова!»

«… Но, дружок, берегись, если вдруг набредешь

Вместо Снарка на Буджума. Ибо

Ты без слуху и духу тогда пропадешь,

Не успев даже крикнуть «спасибо».

Вот что, вот что меня постоянно гнетет,

Как припомню – потеет загривок,

И всего меня этак знобит и трясет,

Будто масло сбивают из сливок.

Вот что, вот что страшит…» – «Ну, заладил опять!» —

Перебил предводитель в досаде.

Но уперся Дохляк: «Нет, позвольте сказать:

Вот что, вот что я слышал от дяди.

И в навязчивом сне Снарк является мне

Сумасшедшими, злыми ночами,

И его я крошу, и за горло душу,

И к столу подаю с овощами.

Но я знаю, что если я вдруг набреду

Вместо Снарка на Буджума – худо!

Я без слуху и духу тогда пропаду

И в природе встречаться не буду».

Вопль четвертый Начало охоты

Балабон покачал головой: «Вот беда!

Что ж вы раньше сказать не сумели?

Подложить нам такую свинью – и когда! —

В двух шагах от намеченной цели.

Все мы будем, конечно, горевать безутешно,

Если что-нибудь с вами случится;

Но зачем же вначале вы об этом молчали,