Охота на самцов - [61]

Я сняла длинное белое кашемировое пальто и вошла в зал. Как ястреб, я сразу сфокусировала взгляд на до боли знакомой и любимой спине и сказала:

— Марат! Привет!

— О! Привет, Ритка! Давно тебя не было видно.

— Еще бы. Если бы кое-кто хоть изредка заезжал в институт, чтобы навестить дряхлых бабушек-преподов, он бы почаще встречал в коридорах своих друзей.

— Да, ты права. У меня сейчас много проектов по работе. Позвонила бы хоть.

Вдалеке показалась Людка. Она улыбнулась, увидев меня и знакомый пакетик в моих руках.

Моя подруга выглядела сногсшибательно. Она постройнела, но не превратилась в скелет, увеличила себе грудь (и куда ее мама смотрит?) и нарастила волосы. Но самое убийственное в ней было ее полупрозрачное, обтягивающее грудь и не дающее усомниться в некоторых физических преобразованиях белое длинное платье, из-под которого выглядывали новенькие золотистые босоножки на тонких ремешках. Я и сама хотела такие купить! И что это за платье, когда заметны не только форма груди и место расположения соска, но и виден весь сосок!

— Марат, — я дотронулась до его руки, пока он не успел повернуться и обалдеть от зрелища, — Марат, я хочу потом с тобой поговорить, ладно? Наедине, если можно. Это очень важно.

— Конечно, Рит. Без проблем. О, Людка! Привет! С днюхой тебя! Ты так офигительно выглядишь!

Да, как порнозвезда. Мегакруто! Сделала себе тюнинг, как у всех, и теперь ее не отличишь от элиты с Ленинградки.

Весь оставшийся вечер я проводила с теми, кого не видела еще со школы, с кем когда-то общалась и кто был мне интересен по институту.

Когда наступило два часа ночи и гости стали мало-помалу разъезжаться, я вдруг поняла, что давно не видела Марата. Его водитель ждал на улице, значит, он здесь. Но где? После того как обошла весь клуб в поисках любимого лица, сквозь громкую музыку я расслышала тихие равномерные стоны.

Я лучше извинюсь, если ошиблась, но проверю, подумала я, толкнула дверь и вошла в подсобное помещение. То, что я увидела, до сих пор стоит перед глазами.

Людка, задрав свое белоснежное платье, сидела на сервировочном столе, широко раздвинув ноги, а Марат плавно и ритмично входил в нее. Людка держалась одной рукой за стену, другой перебирала его волосы и, закатив глаза, стонала от удовольствия.

— Людка! Марат! Как вы смеете?! Вы трахаетесь, нисколечки не думая обо мне! Я вас обоих ненавижу!

Слезы душили и портили макияж, но мне было безразлично. Какая разница, если я потеряю накладную ресницу или у меня сотрется весь макияж? Меня только что предали! И кто? Лучшая подруга и мой любимый! Единственный, кого за все эти годы я смогла полюбить! Боже, как мне жить дальше! Я не знаю! Я потеряна! Господи, помоги мне держать себя в руках и не совершать глупых поступков!

Агрессия захлестнула меня с головой, и я заорала:

— Суки! Уроды! Я вас ненавижу!

Я схватила со стола подсвечник и запустила в них, в тот же момент испугавшись, что я могла попасть и расшибить им голову.

Я машинально вскрикнула и выскочила за дверь. Пока я быстрыми шагами пересекала клуб, я прикрывала глаза рукой. Думаю, вряд ли оставшиеся оценили бы подобную концовку дня рождения моей лучшей подруги. Простите, бывшей подруги. Вряд ли они поверили бы, что я просто больно ударилась, поэтому потекли слезы и я похожа на солиста группы «Kiss», с черными подтеками под глазами. Я быстро оделась, достала из сумки кошелек, чтобы не ерзать в темноте такси, и выбежала на улицу. Слава богу, ждать пришлось недолго.

Дома я отключила телефон. Мне хотелось тишины, одиночества и спокойствия. Только так я смогу пережить давящую, тяжелую травму. Пусть американские фильмы учат нас делиться горем, чтобы услышать глупое и заученное замечание типа: «Представляешь, как сейчас плохо, например, детям в Африке? А раз он так поступил, значит, он тебя недостоин». Ну да, поэтому у них половина населения холостяки. И поэтому американскую нацию называют страдающей позитивным мышлением, когда истинные и ничуть не второстепенные эмоции искореняются, оставляя место лишь для бескрайнего оптимизма.

Я хочу реветь и буду реветь. Пусть соседи знают, что у меня горе. Да, я опять по уши влюбилась, как когда-то в школе, и опять мне разбили сердце. Может, такова моя участь? Может, так я должна платить за то, что имею, и успешно предводительствую в клубе охотниц на мужчин? Хотя чем, собственно, платит Людка? Неуспехами в универе и тем, что постоянно ложится под нож? Наверное. Пусть пытка у каждого своя, но как может Господь наказывать не за поступки, а за образ жизни, при том, что вовсе не грех пользоваться тем, что дают родители, и гордиться своими успехами в созданном тобой же собственноручно.

Вот с такими великими и ни к чему не приводящими мыслями я и заснула на мокрой от слез подушке. Утром я закапала в глаза «Визин» и поставила компрессы, после чего запила стаканом водки две таблетки «Негрустина», обняла своего плюшевого медведя и вернулась в теплую, уютную постель.

Зазвонил городской. Блин, опять разворачиваться, а мне тут так тепло и уютно...

— Але!

— Алло, Рит, это я, — послышался голос Людки.

— Я узнала. Чего хотела?