Охота на пиранью - [170]
— Ну, за удачу? — Крест первым поднял стакан и вытянул содержимое медленно, жмурясь.
Выпили. Ольга задумчиво повертела в руке стакан с видом отсутствующим и грустным, усмехнулась:
— Мы звери, господа, история нас осудит…
— Знакомое что-то… — осклабился Крест.
— Это из кино, — пояснила Надя.
— А… В молоко, Катя. Истории до нас дела нет, жутко занятая дама и любит грандиозности, а звери… В общем, лучше быть зверем, чем дерьмом. Право слово. А поскольку дерьма среди присутствующих я что-то не наблюдаю, все неплохо, дела идут и жизнь продолжается… — Он поднялся, положил руку Наде на плечо: — Пошли, боевая подруга, помещение обживать, ребятам поговорить охота… Выпить-закусить еще осталось, это — им…
Прихватил два пустых стакана, легонько шлепнул Надю пониже талии, тесня к двери, обернулся и подмигнул Мазуру:
— Места тут тихие, чужие не ходят…
— О чем это ты со мной говорить собрался? — равнодушно поинтересовалась Ольга, когда дверь задвинулась.
— О жизни, конечно, — пожал он плечами, налив себе еще на палец.
— О жизни? — она, повернувшись к Мазуру безукоризненным профилем, смотрела в окно на голые желтые поля. — Бог ты мой, я о жизни и думать боюсь. Ведь не забудешь никогда…
«Забудешь, — подумал Мазур. — Быстрее, чем тебе кажется. Ну, не начисто — почти начисто. Психология — наука точная, алгебре не уступит. А она на многочисленных примерах показывает, что человек, к счастью, способен быстро и надежно забывать почти все страшное, случившееся с ним. Даже в самых обычных, ни в одной букве не засекреченных работах можно прочесть про жертвы кораблекрушений, которые уже через пару лет выкидывали память о случившемся из сознания, забывали так искренне, что когда им потом напоминали о пережитом, искренне удивлялись, подозревали врача в каком-то дурацком розыгрыше, твердили, что никогда с ними ничего подобного не случалось, путают их с кем-то… Забудешь. Это мне не удастся — меня специально учили ничего не забывать…»
— Что ты на меня так смотришь? — спросила она, по-прежнему не поворачивая головы, закинув ногу на ногу, задумчиво подперев подбородок кулачком.
— Встань, — сказал Мазур, помимо воли ощущая прежнее желание, поднимавшееся из темной глубины.
Она подняла бровь, но встала, передернула плечами:
— Ну и?
— Колготки сними, — сказал он хрипло, глядя ей в глаза.
Со знакомой легкой гримаской, означавшей, что она чего-то недопонимает, Ольга стянула колготки, кинула на диван, поинтересовалась:
— Продолжать?
Он кивнул. Положив туда же трусики, она, судя по взметнувшимся бровям, собиралась отпустить какую-то ехидную реплику, но Мазур, без труда повалив ее на диван, уже навалился, ища губы, преодолевая слабое сопротивление. В обрамлении темных с рыжинкой волос ее лицо казалось незнакомым, но все таким же влекущим.
Мазур овладел ею грубо, как никогда прежде. Она коротко простонала и замерла, а он уже не мог остановиться, охваченный непонятным чувством — смесью желания с яростью, — властно и неспешно проникая глубже. Очень быстро яростная возня сменилась размеренным ритмом. Ольга отвечала, прижав обеими руками его голову к своей мокрой щеке, и в этом шальном безумии уносилось прошлое, как сухой лист по ветру, — если только оно было когда-нибудь, прошлое… Колеса постукивали под ними, словно стирая из памяти с каждым ударом все черное и печальное.
Изрядно времени прошло, прежде чем они смогли оторваться друг от друга, — но еще долго сидели в обнимку на нешироком мягком диване, глядя на желтые поля и лес на горизонте, смахивающий на комки тугой зеленой ваты. Ольга уже не плакала, а минутой позже Мазур убедился, что жизнь и в самом деле перешла в другую плоскость: любимая жена пошевелилась и жалобно сообщила:
— Представляю, что от косметики осталось…
Мазур счастливо фыркнул, прижимая ее к себе.
— И нечего фыркать, — сказала Ольга насквозь прежним голосом. — Чтобы собственный муж насиловал в поезде… — Повернула к нему сияющее лицо: — сон приснился?
— Сон, — сказал он глухо. — А сны потом тают… Часа через четыре будет Шантарск, а вот никаких снов уже не будет…
— Тогда иди покури, — сказала она с непостижимой женской логикой. — А я себя в божеский вид приведу, ты посмотри, во что мы купе превратили, походный бардак какой-то…
Мазур поцеловал ее в щеку и вышел. Издали увидел торчавшего в тамбуре Креста, подошел вразвалочку и встал рядом, поставив ногу на блестящую урну.
— Ну, кто знает жизнь лучше полковников? — ухмыльнулся Крест. — Цветешь? — И тут же посерьезнел. — Ты очки-то надень, что им из кармана торчать…
— Что? — кратко спросил Мазур, доставая сигарету.
— Черт его знает… — Крест опустил руку, потрогал сквозь пиджак рукоятку пистолета. — Воздух мне вокруг не нравится, вот что. Я тут давно торчу, чуть ли не сразу, как от тебя ушел… Хмырь какой-то по вагонам гуляет, зенками так и шарит… В сторону паровоза прошел, потом назад, — а ресторан-то в хвосте, чего ему разгуливать, совершенно непонятно…
