Охота на мух. Вновь распятый - [5]

Седобородые аксакалы согласно кивали головами, не понимая ни слова из сказанного, но не решаясь ни себе, ни другим в этом признаться.

Шофер, одетый в кожаную куртку, черную и блестящую, с маузером на боку, снимал всех „на память“ для особого отдела Комиссии контроля за настроениями счастливых и свободных и заодно Мир-Джавада зарубежным фотоаппаратом „Лейка“, вызывая зависть у малообразованных скрипом кожи, блеском фотоаппарата, неподвижной значительностью.

По вечерам Мир-Джавад принимал поодиночке целеустремленных идиотов, которые считали, что их обижают, уравнивая с гениями: те ничего не делают, только думают, ишак тоже думает, голова большая, а мы работаем, строим, что строим, — неважно, главное, что строим, мы не думаем, работаем, те думают, но не работают, все получаем одинаково, несправедливо, сардар района думает, что те, кто думают, что-то значат, нам не нужны те, кто думают, нам нужны те, кто работают, кто не работает, тот не ошибается, если ошибаемся, — значит работаем, те, кто думают, — не ошибаются, но они и не работают, а всем ясно, что, если кто не работает на строительстве нового общества, — тот гнилой осколок сметенного ветром переворота деспотического режима Ренка, когда была только низменная свобода уехать из страны и вернуться обратно, выбрать для удовлетворения своего брюха что-нибудь вкусное из обилия еды, но не было ни грамма свободы строить новое светлое здание, на строительство которого обязательно надо согнать насильно, под охраной, всех, кто в состоянии трудиться, имеют право не работать только те, кто не может, у кого нет сил, но они не имеют права требовать от нас и еды, „кто работает — тот живет“, „кто не работает — умирает“, светлое здание надо строить быстрее, отдать строительству все силы, даже если не останется сил жить в этом светлом здании, но другие нам скажут: „молодцы, вот спасибо“!

Однако во всех недовольствах сардаром Али Мир-Джавад не находил той „компры“, которой от него ждал Атабек…

„Нет ничего легче, чем выдумать правду, — вспомнил Мир-Джавад слова учителя математики, когда на вопрос: „сколько будет семью два?“ — ответил: „восемнадцать“! — Но твоя правда все же ближе к истине, чем если бы ты ответил: „двадцать пять“, правда, в математике важна истина, а не личная правда, поэтому я ставлю тебе „два““…

„А если нет ничего легче, чем выдумать, значит, надо выдумать, чем будет нелепее, тем больше нужно убедительности… Фотография, вот что мне может послужить „компрой“, но фотография чего?“

Райцентр был таким же грязным селением, только побольше в размерах. Мир-Джавад подъехал к самому большому зданию, уверенный, что это и есть дом сардара Али. К его удивлению, дом оказался местом собраний и принятий общих решений, перед домом висела большая корабельная рында, неизвестно как попавшая в этот сухопутный район-виллайят, очень далекий от моря, выполнявшая, очевидно, обязанности вечевого колокола.

„Из какой страны, интересно, приперли такую штуку? Какой-нибудь осман подумал, что золотой, вишь, как сверкает, кирпичом толченым чистят, не иначе капрал на военной службе пуговицы заставлял вас чистить таким молотым в пыль красным кирпичом“, — думал с завистью Мир-Джавад.

Сардар Али жил рядом в маленьком саманном домишке вместе с женой и кучей ребятишек. Печать спокойствия на его блаженном лице делала похожим это лицо на древние византийские иконы.

— Как жаль, что я не могу дать вам приют в своем доме, он слишком тесен, но я вас поселю по соседству, там живет вдова с дочерью, места много, очень уютно, — печально пропел он, и седина в его бороде и на висках блеснула чистым серебром, а в глазках стояла ласка и нежность. — Я вас там буду навещать, чай пить, разговаривать, как много у вас новостей должно быть, я вечность не выезжал из района, до сих пор в горах еще стреляют, свергнутые мстят, убивают из-за угла, один внедрился в полицию, сколько зла принес. Когда не защищают те, на кого возложена обязанность защищать, да еще грабят и убивают, то страшно. Разбойники на месте законодателей. Тогда и ложь станет правдой, правда ложью, черное белым, а белый цвет отменят указом: „то, что видится белым, только серое на самом-то деле“…

— Единичные случаи, сардар, мы не позволим бывшим занять наше место. Даже палачи у нас свои будут…

— Палачей не должно быть в нашем обществе, мы долго боролись, чтобы не было палачей…

— Палачи всегда были, есть и будут, палачи нужней науки, это науку можно запретить, астрологию разную отменить, а палачи, как хлеб, необходимы. Вы же не сможете прожить без хлеба, сардар!..

Сардар Али проводил Мир-Джавада и шофера в дом вдовы. Мир-Джавад внимательно исподтишка вглядывался в лицо вдовы, пытаясь прочесть в нем истинные отношения сардара Али с ней, но глаза ее были пусты, а лицо покрыто пеплом печали, чуть позже, в разговоре, Мир-Джавад узнает, что мужа вдовы недавно убили те бандиты, что пробрались служить в полицию. Зверски убили: сожгли в сарае вместе с двумя друзьями.

„Нет, не найдешь „компры“ в их отношениях. Действительно, как говорит: друг погибшего мужа и больше ничего“… Мир-Джавад стал уже отчаиваться, он хорошо помнил слова, сказанные Атабеком: „комом“ и останешься на всю жизнь»… И тон, которым были сказаны эти слова, не оставлял ни малейшего сомнения в том, что только так и будет.