Охота на Минотавра - [3]

Конечно, это было нахальство, граничащее с кощунством. Как-никак она была царской дочерью, а я всего лишь искупительной жертвой, предназначенной на растерзание Астерию. Однако Ариадна ничуть не обиделась. Более того, повела себя словно гетера, принимающая состоятельного клиента.

– Так приблизься ко мне, афинянин, – черное покрывало было сброшено столь решительно, словно оно жгло ее тело, по контрасту показавшееся мне ослепительно белым. – Все мои прелести открыты перед тобой. Нынче тебе позволено коснуться даже моей плоти, а не то что тени.

Что называется, подфартило, подумал я, делая к Ариадне первый шаг. Так меня, глядишь, и под венец загонят. Вернее, свяжут узами Гименея. Кем тогда будет приходиться мне Астерий? Не иначе как шурином. Впрочем, это не важно. Главное, что я теперь не один.

Просто ума не приложу, как я так опростоволосился, приняв Ариадну за Астерия. Наверное, сработал стереотип мышления. Если долго ожидать встречи с драконом, за него можно принять обыкновенную ящерицу.

В том, что Ариадна женщина, не могло быть никаких сомнений. Давно мои руки не мяли столь тяжелых и упругих грудей. Это уже не говоря обо всем остальном.

Вот только любила она совсем не по-женски – требовательно, эгоистично, грубо. Ничего не поделаешь, царская дочь. Имеет право. Да и наследственность неистовой Пасифаи, наверное, сказывается.

Имелась у нее еще одна странность. Свой знаменитый венец, отороченный длинной, густой вуалью, она так и не сняла.

Перед тем как покинуть ложе страсти, я произнес:

– Твоим обольстительным телом я усладился сверх всякой меры. Но почему ты скрываешь свой лик, соперница Афродиты? Как я смогу потом воспеть его?

– Воспой пока что-нибудь другое, – она вскинула вверх ногу, действительно достойную олимпийской богини. – А что касается лика, то знай, что женщины моего рода открывают его только после свадьбы.

– Отчего же такие строгости? – невольно удивился я.

– Чтобы жених не ослеп! – рассмеялась Ариадна. – Поэтому с ликом придется повременить. Зато всем остальным можешь пользоваться сколько угодно, – она попыталась вернуть меня на свое ложе.

– На сегодня, думаю, хватит, – (нет, я не струсил, просто всему есть свой предел). – Давай лучше встретимся завтра.

Непременно. Ночью я вновь пошлю за тобой, – пообещала она.

– Так продолжалось больше двух недель.

Не буду кривить душой – за этот срок Ариадна надоела мне хуже горькой редьки. Любовь притягательна лишь до тех пор, пока в объекте страсти (да при этом и в себе самом) ты раз за разом открываешь что-то новое, ранее не изведанное. В противном случае сладостный праздник превращается в постылую повинность, в унылые будни.

Ариадна была скупа на слова и ласки, а к любовной игре относилась, как профессиональный солдат к войне, – пощады сопернику не давала, хотя себя старалась беречь. Иногда мне даже казалось, что я очутился в лапах Астерия, вот только лапы эти были гладкие, гибкие, с шелковистой кожей и хрупкими пальцами.

Вуаль она принципиально не снимала, и скоро я перестал корить ее за это. Какая разница – полумрак спальни и излюбленные ею экзотические позы (если сверху, то спиной ко мне, если снизу, то, соответственно, задом) все равно не позволили бы рассмотреть черты лица. Хотя во снах она почему-то всегда виделась мне чернокудрой и голубоглазой.

Однажды я спросил:

– Ты представляешь себе, кто я такой и какая участь меня ожидает?

– Да, – ответила она вполне равнодушно. – Ты один из тех, кого Афины отдают нам во искупление смерти моего брата Андрогея, коварно умерщвленного твоими соплеменниками. Дальнейшая твоя участь целиком и полностью зависит от Астерия, другого моего брата.

– Не знаешь, как он собирается поступить со мной? – осторожно поинтересовался я.

– Вот уж нет! Он с самого детства вспыльчив, как кентавр. Никогда нельзя предсказать, что взбредет в его голову через мгновение. За один и тот же поступок он может разорвать человека в клочья или одарить его драгоценными подарками. Скорее всего ты станешь жертвой его очередного каприза. Не забудь, что с некоторых пор тебя не защищают ни критские, ни афинские законы. Сейчас ты бесправнее раба.

– Клянусь Гераклом, мне надо готовиться к самому худшему!

– Вот именно, – охотно подтвердила Ариадна.

– А ты не будешь печалиться, если Астерий погубит меня? – Как бы напоминая о наших отношениях, я погладил ее по бедру.

– Разве я могу печалиться обо всех, кто прежде делил со мной это ложе? – Мысль была вполне резонная, но не стоило облекать ее в столь циничную форму. Тут и не хочешь, а оскорбишься.

– Ты такая же бессердечная, как и твой братец, – с горечью произнес я. – А раньше ты казалась мне совсем другой.

– Не смеши меня, – фыркнула Ариадна. – По сравнению с Астерием я кроткая нимфа.

Проглотив обиду (на сердитых, как говорится, воду возят), я продолжил расспросы. Правда, сменил пластинку.

– Как поживает ваш отец, мудрый царь Минос?

– Весь в делах, – зевнула Ариадна. – Строит флот, сочиняет законы, воюет с пиратами, затевает шашни с владыками Египта. И не замечает того, что творится у него под самым носом. Ничего не поделаешь, годы берут свое.