Охота на маршала - [3]

Ответа не было. Вдовин, сочтя вопрос исчерпанным, подошел к столу и принялся укладывать нужные ему бумаги в старый, но вполне добротный, даже представительский кожаный портфель. А капитан Гонта машинально провел большими пальцами обеих рук под ремнем вокруг талии, ровняя складки на кителе. Затем одернул его, коснувшись кобуры, машинально поправил фуражку.

Хотелось верить, что он вернется обратно в свою роту.

Ну а если не вернется…

Что же, третий год войны приучил Дмитрия быть фаталистом.

Со стороны арест командира разведроты таковым не выглядел, как и хотелось Гонте.

Офицеры спокойно, даже как добрые друзья, вышли из хаты, в которой временно разместился особый отдел. Причем Вдовин позаботился о том, чтобы оказаться под лучшей из возможных крыш в поселке. Даже штаб расположился в школе – здании старом, с виду добротном, построенном, похоже, еще при царе-батюшке. Вот только с одним изъяном: дальнее крыло разрушило попадание снаряда, и с той стороны вместо стены была дыра, наглухо заваленная кирпичом.

Позже Гонта узнал: по дикому, почти невероятному стечению обстоятельств хату, приспособленную под особый отдел, где также расквартировались и его сотрудники, при немцах занимал начальник местной вспомогательной полиции. По мнению капитана, подобное совпадение обрело некий дополнительный, скрытый и тонкий смысл.

Стараясь не глядеть по сторонам, тем самым не давая Вдовину повода обозначить подлинную суть происходящего, Гонта легко запрыгнул в открытую кабину «виллиса». Особист сделал молчаливый знак головой, требуя подвинуться.

Дмитрий и не подумал пошевелиться.

Начальник особого отдела обошел машину сзади, примостился с противоположной стороны. Это стало сигналом для усатого старшины Орешкина, прикомандированного к отделу водителем: он завел мотор, «виллис» тронулся с места.

Уже когда проехали последний пропускной пункт и старшина взял курс на восток, к месту расположения штаба фронта, Вдовин, опять ни слова не говоря, протянул руку. Гонта вытащил свой ТТ из кобуры. Слегка подкинув его на ладони, в движении легко перехватил оружие за ствол. Не вручил – сунул особисту. Тот, щелчком вынув обойму, чуть привстал, пряча пистолет в правый карман галифе. Обойму поместил в нагрудный, зачем-то легонько прихлопнув по карману ладонью: дело, мол, сделано. После чего одарил разведчика торжествующей улыбкой – вот так, дескать, нынче он победитель. Вероятно, ожидал ответа. Но Дмитрию вообще расхотелось обмениваться с капитаном даже дежурными фразами.

Демонстративно отвернувшись, он стал глядеть по сторонам.

На его родине, в черниговском Полесье, весна наступала обычно позже. Тот край считался северным, более холодным. Зима из тех краев уходила долго, но зато времена года сменялись как-то внезапно, иногда даже стремительно. Вот только сейчас злой слякотный март из последних сил грозил заморозками – и в одно прекрасное утро слякоть резко сменялась сухостью, мягким теплом. Леса же спохватывались от спячки резко, словно труженики по звонку старательно накрученного с вечера будильника.

Здесь, на Подолье, где Гонта, уроженец Бахмача, раньше никогда не бывал, весна напоминала изнеженного лежебоку. Он уже проснулся, дал о себе знать, но вставать не спешит. Ворочается с боку на бок, потягивается, зевает. Медленно и уверенно готовит всех вокруг к тому, что вот сейчас спустит с кровати левую ногу, затем – правую, еще немного – и поднимется весь. Уже проснулся, уже заявил о себе, но еще не активен, еще не расцвел.

Глядя на третью военную весну, которая медленно, но уверенно просыпалась вокруг, Дмитрий Гонта вдруг с особой для себя остротой осознал: а ведь его из этой весны увозят. Надутый, исполненный гордости за хорошо проделанную работу особист Вдовин сделает все возможное, чтобы испортить строптивому, слишком уж независимому командиру разведчиков всю оставшуюся жизнь. Или же значительную ее часть – уж непременно.

С какого-то момента Дмитрий даже перестал задаваться вопросом, для чего тому это нужно. Видимо, капитан не все еще знал о правилах военного времени. Если работа Гонты и его разведчиков – ходить за линию фронта, не зная всякий раз, вернутся они или нет, то боевая задача таких, как Вдовин, – оформлять дела. Получается, каждый из офицеров делает на фронте свою работу. Один рискует жизнью за линией фронта, другой – выполняет разнарядку по выявлению изменников среди своих.

Ну, вот так как-то…

Пока Гонта размышлял о весне и задачах, стоявших перед офицерами НКВД, «виллис» свернул на проселочную дорогу.

Если ехать по ней через лес, можно основательно срезать крюк, сократив путь и выиграв время. Дмитрия, который так и не успел до войны освоить технику, всегда удивляло, как водителям удается найти в незнакомой ранее местности самые короткие пути. Решив наконец, что шофера дорогу чуют, он перестал занимать голову подобными мыслями, отдав водителям должное.

Машину трясло. Но это не помешало капитану воспользоваться случаем и попытаться хоть немного вздремнуть вот так, сидя на заднем сиденье. Прикрыл глаза, опустил голову, настроился на сон. Могло получиться, ведь фронтовик любую передышку старался использовать хотя бы для дремоты.