Охота на императора - [44]

Разлив шампанское, Лузгин предпочел не садиться рядом со звездой оперной сцены, а расположиться в кресле напротив, обитом таким же желтым в крупный светлый горох шелком.

– С первого момента нашего знакомства я заинтригован, мадемуазель Бриджид…

– Оставьте, Лео ваши формальности. Мне кажется, мы давно можем считать друг друга друзьями.

– Да… по какой причине вы так искусно владеете русским? Этот легкий акцент делает вас настолько загадочной…

– Не делаю из этого секрета. Мой отец русский. И дома, на Сицилии, мы часто разговаривали на русском. Маме, конечно, это далось с трудом, и поначалу она злилась, но потом все вошло в привычку.

– Дивная история, – заметил адъютант. – Как же вашего папиньку занесло в такие далекие края?

– Все просто. Купцом он был. Вроде разорился. А на Сицилии скрылся от кредиторов. Потом любовь. До сумасшествия, как это у нас положено. Мой сицилийский дед по матери даже пытался угрожать моему отцу, но тот не сдался. Я по батюшке Евгеньевна. Бриджид Евгеньевна. А если еще точнее, Бричитта. Так что не удивляйтесь…

Попивая шаманское, Бриджид покачивала ногой, выказывая некоторое нетерпение, и это бросилось Лузгину в глаза.

– А какими судьбами вас занесло сюда, в наши холодные края? Мне тяжело представить, что нужно пообещать человеку, чтобы он променял солнце южной Италии на Петербуржские тучи… – спросил адъютант, расстегнув верхнюю пуговицу своего мундира.

– О, Лео… Судя по всему, вы не знаете, что такое бедность. Это такое тягучее чувство, которое преследует из поколения в поколение людей, не способных попрощаться со своими личными камнями.

– Камнями? – удивился Лузгин.

– Да, камнями… Из которых сложена ваша лачуга. Пусть их несколько десятков, но они твои. Таков был мой отец. Вот его такая жизнь устроила. А меня – нет. Я никого не спрашивала. Сбежала в Рим, а там оказалось, что папины гены наградили меня и слухом, и голосом… Если бы вы знали, Лео, как он пел… особенно, когда граппа созреет.

– Вы говорите об отце, будто…

– Опять эти формальности, Лео. Давайте уже на «ты». Сколько можно делать вид, что моё присутствие не будоражит твое воображение… Да, отец скончался и я даже не знаю, где он похоронен, – Бриджид опять протянула руку с бокалом и её требование шампанского было тут же удовлетворено.

– Я не перестаю удивляться превратностям судьбы. До сих пор я был уверен, что по миру носит только моряков, купцов и аферистов, однако, я был не прав, – адъютант опять присел в кресле напротив, заставив Бриджид недовольно поморщиться. – Вы же здесь не совсем на гастролях. У Джованни, как я знаю, большие планы, не так ли?

Итальянка, слегка захмелевшая от шампанского, расправила воланы своего платья, немного приспустив один из рукавов.

– Вы все больше об опере, Лео… Давайте, я разом отвечу на ваши вопросы и мы вспомним о том, что сегодня мой день, я хочу праздника! Проныра Джованни заручился поддержкой Великого князя. Вы же понимаете, что труппа не смогла бы прибыть сюда на все готовое без протекции. Гастроли в русской провинции нас не прокормили бы, а что уж говорить о нашем директоре. Он понимает толк в своей работе и очень, очень любит деньги! – Бриджид взяла бокал и допила его, не дожидаясь, пока адъютант скажет тост. – Прежде, чем привезти нас в Петербург, Джованни потрудился… разыскал нужных людей… Особенно помогла княгиня Долгорукова. Она замолвила словечко за нас перед Великим князем. Кстати, вы бы… Ты бы присел поближе, Лео…

Адъютант находился на перепутье. С одной стороны, откровения солистки оперы были ему нужны для понимания тех интриг, о которых он не мог знать, но с другой стороны, эти знания точно в нынешней ситуации имеют свою цену. А он не мог её заплатить.

Не дождавшись ответа, Бриджид сама встала, и в один момент капитану показалось, что перед ним разворачивается сцена соблазнения из оперы Бизе, за тем исключением, что на Кармен надета не красная длинная юбка, а пурпурное платье. Бриджид так взмахнула подолом, что сбила со столика свой бокал, и теперь весь пол был усеян стеклом. Те три шага, что нужно было сделать до кресла, итальянка проделала медленно, страстно, словно акула, танцующая в воде вокруг своей будущей жертвы. Стекло под её каблуками хрустело, нещадно царапая дорогой паркет, но Бриджид до этого не было никакого дела. Для себя она решила, что пора брать в свои руки то, чего она хочет.

– Нельзя! Нельзя я говорю! Figlio di puttana! Здесь я главный! – высокий голос директора труппы за дверью смешался с глухим звуком подсвечника, упавшего в коридоре на ковровую дорожку.[28]

Дверь открылась настолько резко, что ручка её хрустнула.

– И что я вижу? Я так и думал! – молодой морской офицер в чине лейтенанта с букетом, пострадавшем в схватке с Джованни, хозяйским взглядом окинул гримерную комнату.

– Какая же я неловкая… – Бриджид, поправляя платье, сделала два шага назад, к дивану, а Лузгин в полумраке вглядывался в лицо этого нежданного гостя, пытаясь уловить знакомые черты.

– Алексей, как понимать ваше экспрессивное появление? – итальянка, пытаясь сохранить равновесие и стройность речи, предпочла присесть на диван.