Охота на дьявола - [40]

Даже милиционеры, которых Костоев встречал на улицах, были потенциальными подозреваемыми. Правоохранительные органы были столь тесно связаны с преступным миром, что вполне можно было ожидать их взаимопроникновения. Милиция имела в преступной среде своих людей, но и преступники тоже имели своих в милиции. Однако только милиция могла проверять своих агентов и «добровольных помощников», и ей, это особо беспокоило Костоева, нередко бывало гораздо выгоднее скрывать своих людей, чем позволять следствию их разоблачить. До сих пор Костоев получал от ростовской милиции хоть какую-то информацию. Однако он беспокоился не столько о количестве, сколько о полноте получаемых им сведений, связанных с отработкой той или иной версии.

Порой, когда расследование в Ростове шло вяло, Костоев ездил в Шахты не на машине, а электричкой. Он глядел в окно на расстилавшуюся перед ним бескрайнюю ровную степь, однообразность которой нарушали лишь редкие рощицы, чаще всего — акации, иногда сосна или береза, порой — лесной орех. Некоторые из этих рощиц были знакомы Костоеву, на них словно бы лежала могильная печать преступления.

«Будь Господь справедлив, он ни за что бы этого не допустил», — думал Костоев.

И все-таки произошло чудо. Августовской ночью 1987 года фары автомобилей, въезжавших в Ростов со стороны левобережья Дона, вырвали из темноты фигуру молодой женщины, которая ползла на коленях по дороге, взывая о помощи. Водители замедляли ход, но, разглядев окровавленное лицо и одежду, вновь прибавляли скорость, не желая впутываться в грязное дело. И лишь когда ее окровавленные, поднятые в отчаянии руки попали в свет фар милицейской машины, та подъехала ближе и остановилась.

Ночью Яндиева разбудил звонок из милиции. В ростовскую больницу привезли молодую женщину, чудом оставшуюся в живых после жестокого изнасилования и попытки убийства, — все это происходило на левом берег у Дона. Яндиев немедленно известил об этом Костоева, который в тот день находился в Москве. Новость привела Костоева в состояние лихорадочного возбуждения. Скептицизм и разочарование тут же сменились воодушевлением.

Яндиев немедленно приехал в отделение интенсивной терапии. Женщина была без сознания, на ее теле обнаружили двадцать одно ножевое ранение; семнадцать из них — в область легких. Но на этом чудо не закончилось. Спустя некоторое время пострадавшая пришла в сознание. Предусмотрительный Яндиев усадил возле ее постели сотрудников милиции с карандашами и бумагой наготове. Сам он, держа в руке магнитофон, наклонился над женщиной и стал задавать вопросы.

Женщина стонала, едва шептала слова, то и дело впадала в беспамятство, и в такие минуты в палате повисала такая невероятная тишина, что можно было слышать, как струится в капельнице жидкость. Яндиев продолжал осторожно и умело выпытывать подробности — как выглядел насильник, где они встретились.

Мастер своего дела, Яндиев приложил все силы, чтобы из путаных показаний женщины составить нечто напоминающее описание человека, мужчины старше тридцати, с усами. По-видимому, Яндиеву и женщине удалось воссоздать весьма точный портрет преступника, потому что утром, когда милиция принялась распространять это описание, один из сотрудников опознал по нему некоего Мишу Чумаченко, бывшего сотрудника милиции, уволенного из правоохранительных органов.

Дальнейшее расследование показало, что Чумаченко был наркоманом, его уволили из милиции в связи с таинственной пропажей наркотиков, конфискованных его женой-следователем, которую, как и ее мужа, отстранили от работы в органах. Этот уволенный с позором сыщик вполне укладывался в рамки версии, и теперь в распоряжении следствия оказалась жертва, которая могла опознать преступника.

Чумаченко немедленно привезли в больницу. Он уже успел сбрить усы, которые еще вчера красовались на его лице, и все отрицал. Сбрил усы — ну и что такого? Это его право.

Яндиеву пришла в голову идея выступить в роли кинорежиссера (при этой мысли его зеленые глаза разгорелись). Он отправил Чумаченко в ростовский театр, где тому наклеили усы. Затем были подобраны двое мужчин похожей наружности: вес, возраст, цвет кожи, волос и усов. Всем троим повесили на грудь таблички с номерами — 1, 2, 3 и каждому в отдельности велели прочесть вслух перед видеокамерой один и тот же текст, сочиненный Яндиевым: «Пойдем на левый берег Дона и закажем в кафе шашлык».

Затем Яндиев вернулся в больницу с видеозаписями, монитором и оператором. Слава Богу, женщина была жива и в сознании. Установив монитор, оператор навел видеокамеру и приготовился записать реакцию женщины на то, что она увидит на экране.

— Внимательно присмотритесь к этим троим мужчинам, — велел Яндиев. — У каждого из них свой номер. Вам нужно будет лишь назвать цифру.

Вот первый прочитал текст Яндиева:

— Пойдем на левый берег Дона и закажем в кафе шашлык.

В палате был слышно лишь тяжелое дыхание женщины.

На мерцающем экране появился второй, потом третий…

— Второй, — сказала женщина, закрыв глаза. — Второй… Вторым и был Чумаченко. Однако вечернее представление, устроенное режиссером Яндиевым и его съемочной группой, на этом не завершилось. Был еще один, последний зритель — Чумаченко который находился в предварительном заключении. Внимательно просмотрев видеозапись, Чумаченко помолчал и наконец сказал: