Охота на Бугимена - [57]

Невзирая на волну оптимизма, охватившую большинство горожан, комендантский час оставили, хотя и в более мягкой форме по сравнению с тем, что было тремя неделями ранее. Теперь он начинался в одиннадцать ноль-ноль, при этом в ночь Хэллоуина вводились особые распоряжения. Совет директоров городского торгового центра предложил альтернативу традиции ходить по соседям за угощением: с пяти до семи вечера дети смогут получить конфеты во всех магазинах центра. Семьям, которые хотят лично поучаствовать в раздаче сладостей, предлагалось делать это на парковке у центра. Еще одно распоряжение гласило, что детям до двенадцати нельзя появляться на улице без сопровождения взрослых. Так или иначе, к девяти вечера вне зависимости от возраста все празднующие обязаны покинуть улицы. В кинотеатре с огромным успехом вторую неделю шел «Хэллоуин 4: Возвращение Майкла Майерса» – правда, поздние показы отменили. Если вас посетило желание отпраздновать ночь Хэллоуина с упаковкой попкорна в руке, наблюдая, как Майкл Майерс крошит всех на своем пути в капусту, нужно было занять очередь на сеансы в пять или семь пятнадцать, а иначе – облом.

К счастью, октябрь выдался спокойным и для Карли Олбрайт – то, что доктор прописал. Газетчики наконец оставили попытки ее разговорить; дом Олбрайтов стоял в стороне от околобугименской шумихи – никаких рисунков мелом, никакой жути, ползающей под окном, никаких полицейских патрулей перед фасадом. Решили принять за гипотезу, что отпечаток обуви, найденный полицией под окном Карли, принадлежит ботинку какого-нибудь соседского парня. Вспоминая, как мы в детстве ловили лягушек и как обшаривали приямки всех домов в Эджвуд-Медоуз, я решил, что эта гипотеза имеет право на существование. И, хотя до Пулитцеровской премии пока не дошло – пусть Карли и отрицала, втайне она мечтала именно об этом, – моей подруге повезло писать о настоящих новостях и видеть собственное имя под еженедельной колонкой в «Иджис». Редактор даже выделил ей электронный пейджер, чтобы быть на связи круглые сутки. Мне такая участь представлялась ужасающей, но Карли – другое дело. Она больше обрадовалась этой треклятой пищалке, чем повышению зарплаты.

Да и со мной октябрь обошелся неплохо. В последнее время меня посещало вдохновение, и мне повезло: опубликовал еще три рассказа, тем самым побив личный месячный рекорд. Ни один из этих рассказов также не претендовал на Пулитцеровскую премию – да и ни на какую другую, раз уж на то пошло, – но они вывели меня к нужной аудитории, чем я и гордился. Я писал все более уверенно, и теперь, когда меня не отвлекала безрезультатная погоня за Бугименом, я работал дольше, продуктивнее и выдавал больше нормы за клавиатурой. Я даже стал реже слушать полицейскую волну по ночам.

Изредка я еще чувствовал, что за мной следят в общественных местах, и, готов поклясться, один раз на Сороковом шоссе видел позади себя серебристый седан. Однако кошмара, как тогда, когда я выносил мусор и точно знал, что Бугимен затаился неподалеку, больше не повторялось. Телефонные звонки неизвестного в дом Чизмаров значительно поубавились, а когда шутник звонил, то просто молча вешал трубку. Я вновь склонялся к мнению, что просто неверно набирали номер или развлекался какой-то скучающий подросток. Ему, наверное, подвернулась под руку статья в «Иджис», и парень решил, что я – достойная мишень.

Даже мама стала прежней собой – милой и спокойной. По сложившемуся обычаю, вечер она проводила на кухне – пекла свежий хлеб, готовила тефтельки и томатный соус по своему секретному рецепту. Сколько я себя помню, на Хэллоуин у нас всегда собирались друзья и знакомые. Все объедались спагетти, тефтельками и салатами, а когда дети уходили клянчить сладости по окрестным домам, взрослые болтали или смотрели игру студенческих команд по телевизору. Кто сидел ближе всех к выходу – обычно это были родители или мой чокнутый дядя Тед – должен был угощать пришедших детей конфетами, когда в дверь звонили. Я помню, всякий раз изумлялся, вернувшись домой несколько часов спустя: у меня в руках наволочка от подушки набита сладостями так, что я едва ее тащу, а взрослые до сих пор сидят и болтают. Ну о чем можно так долго трепаться?

3

В тот Хэллоуин наш дом был набит битком к половине шестого. И в гостиной, и в цоколе не осталось где сесть, да и на кухне было не легче. За обеденным столом устроились Норма и Берни Джентил, с ними – моя сестра Мэри, ее муж Гленн, а еще дядя Тед и тетя Пэт. Они все уплетали за обе щеки и старались не говорить с набитыми ртами.

Мы с Карой сели на складные стулья на входе, с огромной чашей конфет на телевизионном столике между нами. За окном почти совсем стемнело, и толпы детишек вышли на охоту за добычей. Минут двадцать мы ни секунды не сидели без дела: к нам валом валили футболисты и феи, астронавты и инопланетяне, принцессы и смурфы. Однако от горы сладостей, казалось, не убыло. Я не стал одеваться как положено (если, конечно, не считать серые штаны и серую же толстовку), но Кара, как обычно, оторвалась на полную катушку. Я много за что ее люблю, в том числе и за это. Очень жизнелюбивая, Кара из всего устраивает праздник. Она может одеться самым милым в мире придворным шутом (как раз как в тот год); она может неделями выбирать подарок на Рождество и попасть в точку; она может остановить машину на обочине, чтобы полюбоваться прекрасным зимним закатом. Кара способна увидеть красоту, изящество и смысл в самых разных каждодневных проявлениях. Если я – это тени, лунное мерцание, сказки смерти и ужаса, то она – свет солнца, смех и дорожка из желтого кирпича в «Волшебнике страны Оз». Мы уравновешиваем друг друга.