Охота к перемене мест - [22]

— Вот тут соль в бумажке...

На Чернеге была та самая куртка. Она поблекла от пыли, потеряла лоск и, хотя считалась немнущейся, была изрядно помята. Варежка стянула с Чернеги куртку, достала иголку, черные нитки, даже наперсток не забыла — срочный ремонт. Зашивала она аккуратно — не сразу заметишь, где было порвано.

— Сидеть за мелкое хулиганство всегда не ко времени, но сейчас особенно, — сказал Чернега, следя, за шитьем. — Как раз собирался русской грамматикой заняться. Экзамены-то на носу. — При слове «экзамены» Шестаков озабоченно почесал затылок. — А теперь мои две недели — псу под хвост, — Чернега показал на пса, который бродил возле базарных рундуков, чтобы нагляднее было, под чьим именно хвостом оказались две его недели.

— Может, учебник принести? — вызвалась Варежка.

— Личное время вам полагается? — спросил Шестаков.

— Личное время в избытке, но обстановка в камере...

— Понимаю, что соседи к экзаменам не готовятся.

Сосед по койке, по прозвищу Выбей Окна, в трезвом виде мухи не обидит. Только песни громко орет, да еще без музыкального слуха, — мучение слушать. А во хмелю начинает шибко бедокурить. Выбей Окна весной уже высаживал цветы на клумбу возле милиции.

Когда на водку не хватает или ее нет в продаже, он не брезгует и «моющими средствами», всякими спиртными помоями, вроде голубой жидкости для мытья окон «Бирюса», или лаком на спирту для полировки мебели. Опытные выпивохи пропускают эти жидкости через древесный уголь, сыплют туда соль, чтобы отцедить спирт от примесей...

— А как у тебя пальцы? — повторил вопрос Шестаков. — Без твоей музыки общежитие скучает.

— Десяти суток, может, и не хватило бы, — Чернега ощупал забинтованные пальцы, — А в пятнадцать с поправкой уложусь.

— Я же говорю, наш народный суд справедливый, — сказала Варежка. — Правильный срок тебе определил.

— Когда весь долг выплачу, сдам клубную рухлядь и куплю собственный баян.

— А еще две блохи мечтали разбогатеть, — прыснула Варежка, — и купить свою собственную собаку.

Все трое поглядели на неприкаянную собаку.

— Рука за пятнадцать суток отойдет, — твердо обещал Чернега. — Хорошо, что эти сутки за судимость не признают. — Он перестал жевать и сказал озабоченно: — Мне в рецидивисты записываться никак нельзя. Боялся, остригут под два нуля. Но мелкие хулиганы, оказывается, подметают рынок при своей прическе.

— Алименты по суду платишь? — Варежка поболтала длинными ногами и покосилась на Чернегу.

— Какие там еще алименты, — он отмахнулся. — Деньги посылаю Татьяне Ивановне.

— Это еще что за Татьяна Ивановна?

— Ну, которую мы обокрали...

Варежка и Шестаков тактично промолчали.

— Все несчастья начались с карт. Пристрастился, да еще к самым что ни на есть азартным игрушкам. Московские шулера завезли в Ростов-Дон, в порт, столичную игру «тридцать одно». Ее по-разному кличут — «морской покер», «олимпийская», «японское танго», Могу научить, если...

— Не пора ли самому разучиться? — сердито оборвал Шестаков.

— Это верно... — Чернеге, видимо, не терпелось облегчить душу рассказом: — Проиграл тогда сдуру в карты, а отдать нечем. Там Ангел верховодил, хвастался, что никогда в жизни не работал и ничего тяжелее чужого кошелька в руках не держал. «Пойдешь с нами на дело. — И нож к горлу. — Постоишь на шухере. Откажешься — продырявим...» Он на самого черта рубаху наденет. Квартиру очистили, а когда помощник Ангела сбывал краденое на курорте Сочи, — ах, попалась, птичка, стой...

Косясь на милиционера, Чернега дожевал и затянул вполголоса:

Ну-ка, вспомним старину,

Ростов-город на Дону,

Базары, базары, базары,

Как в Ростове-на-Дону

Попал я в первый раз в тюрьму

На нары, на нары, на нары...

Кто к Новому году начал готовиться, в ресторанах запись на столики, а я суда ждал-заждался... Пришла на суд женщина. Потерпевшая, или истица, или как там ее называли. Оказалось — вдова знаменитого подводника, посмертного героя... И так она приветливо на меня смотрела. Потом — что такое? — передачу принесла. И в колонии строгого режима баловала посылками. Малость обхарчился при ее подмоге. А то от меня только арматура и шкура остались... Убытки Татьяны Ивановны следователь подсчитал точно. Вот и возмещаю. Долг, он платежом красен...

— Погашаешь свою моральную задолженность, — сделал вывод Шестаков.

— Татьяна Ивановна уже два раза просила не посылать ей денег. В гости приглашала... — Чернега разволновался и забыл про еду. — Как сына... У меня и день рождения фальшивый, в детдоме на глазок установили...

— Как бы нас тут до твоего дня рождения пылью не засыпало, — Варежка натянула косынку на самые глаза. — Первые дворники Приангарска, — она поморщилась от пыли. — Исторические личности! Других-то дворников город еще не видел.

— Выходит, я в историю попал, — развеселился Чернега.

— Влип в историю, — мрачно уточнил Шестаков.

— Тут еще тебе на завтрак приварок: крутые яйца и печенье «Юбилейное». — Варежка достала из сумки второй сверток. — Или надеешься на тридцать восемь копеек? Между прочим, это тебе красная цена в базарный день. — Она крикнула ближнему милиционеру, стоявшему перед пыльной завесой: — Как у вас сегодня — базарный был день?