Охота - [24]

— И что ты им отвечаешь?

Пепельный Июнь смотрит на меня, сначала серьезно, потом ее взгляд смягчается. Она подходит к окнам от пола до потолка — самому дальнему от сопровождающих месту библиотеки. Я следую за ней, и мы стоим рядом у окна. Только мы вдвоем, окутанные лунным светом. Ничто не стесняет нашего дыхания. Такое чувство, что воздух здесь свежее.

— Я говорю им, что знаю. — Она смотрит в окно и снова поворачивается ко мне. В лунном свете ее глаза особенно выделяются. Радужки — четко очерченный круг чистого зеленого цвета. — Не так уж много. Что ты в некотором роде загадка, одиночка, держишься обособленно. Что ты дико способный, несмотря на то, что пытаешься это скрыть. Что, несмотря на то, что все девушки шепчутся о тебе, ты никогда ни с кем не встречался. Они спрашивают, были ли мы вместе, и я говорю — нет.

Я заглядываю ей в глаза. Она отвечает на мой взгляд с тихим отчаянием, как будто боится, что я могу отвернуться слишком быстро. Атмосфера между нами совершенно изменилась. Не могу объяснить. Такое впечатление, что воздух превратился одновременно и в обжигающее пламя, и в прохладную ласковую воду.

— Я хотела бы иметь возможность рассказать им больше, — шепчет Пепельный Июнь. — Я хотела бы знать тебя лучше. — Она прижимается плечом к окну, как будто лишившись сил под невидимой ношей.

Эта поза — словно признание поражения — заставляет что-то во мне сломаться, как лед в начале весны. В лунном свете ее кожа кажется алебастром, мерцающим внутренним светом. Мне хочется погладить ее руки, ощутить их фарфоровую гладкость.

Несколько минут мы молча смотрим в окно. Там ничто не двигается. Поток света падает на Купол, и он сверкает, как усыпанный драгоценными камнями.

— Почему мы с тобой только сейчас впервые говорим как следует? — Она поднимает руку и убирает за ухо выбившиеся пряди. — Мне всегда этого хотелось, ты не мог этого не понять. Мы упустили множество таких моментов.

Я смотрю в окно, не в состоянии встретиться с ней взглядом. Но мое сердце сейчас бьется сильнее и с большим чувством, чем когда-либо.

— Той дождливой ночью я ждала тебя, — произносит она едва слышно, — почти час стояла у ворот школы. Я промокла до костей. Ты что, выбрался после уроков через черный ход? Прошло уже несколько лет, я знаю, но… неужели ты забыл?

Я, не отрываясь, гляжу на горы вдалеке, не смея посмотреть ей в глаза. Мне хочется сказать, что я так этого и не забыл, что не проходит недели, чтобы я не подумал: а если бы я принял другое решение? Если бы вышел из класса сразу после звонка, и мы бы встретились у ворот, и я бы проводил ее до дома. Дождь проникал бы под мою одежду, мы бы шлепали по лужам и, сомкнув руки, держали бы над головой зонтик — бесполезный под таким ливнем, но мы были бы не против промокнуть.

Однако вместо того, чтобы сказать это, я слышу в голове голос отца: «Не забывай, кто ты такой». И, впервые в жизни, я понимаю, что он имел в виду. Это был просто другой способ сказать: «Не забывай, кто они такие».

Я молчу, продолжая смотреть на ночное небо, на звезды, каждая из которых одиноко мерцает в темноте. Они так близко друг к другу, их лучи соприкасаются, сливаются, но эта близость иллюзорна, на самом деле между ними непреодолимое расстояние — миллионы световых лет пустоты.

— Не думаю… что понимаю, о чем ты. Прости.

Она не сразу отвечает. Затем неожиданно резко поворачивает голову, и каштановые волосы закрывают лицо.

— Сегодня слишком светло, — сухо произносит она, надевая лунные очки. — Терпеть не могу полнолуния.

— Давай отойдем от окна, — говорю я, и мы возвращаемся на ковер, где нас снова могут слышать сопровождающие.

Мы стоим друг перед другом и не знаем, что делать дальше. Мой сопровождающий шагает нам навстречу.

— Пора возвращаться к группе. Время ужина.

За ужином почти все кажутся вымотанными. Мы слишком устали, чтобы поддерживать какую-то внятную беседу, не то что за обедом. Меня беспокоит мой запах, и время от времени я незаметно обнюхиваю подмышки. Ем быстро, постоянно думая, как они все близко от меня. Тощий сидит рядом со мной, и голова его время от времени подергивается. Он молчит, но пару раз я замечаю, что он принюхивается.

Пепельный Июнь сидит по другую руку от меня. Я замечаю каждое ее движение: то, как ее локоть оказывается рядом с моим, как она берет и кладет приборы, как собирает волосы в хвост, чтобы они не падали в ее чашу для крови. Но в первую очередь я замечаю ее молчание. Мне приходится прилагать усилия, чтобы не смотреть на нее. И чтобы не отодвинуться подальше, скрывая свой запах.

К середине ужина я уже вне себя от беспокойства. И чем больше я нервничаю, тем сильнее становится запах. Мне нужно быстро и не привлекая внимания уйти. Я поднимаюсь на ноги, и все взгляды автоматически обращаются на меня. Отходя от стола, я высматриваю своего сопровождающего в темном углу. Спустя мгновение он оказывается рядом со мной.

— Все в порядке?

— Да. Я хочу вернуться к себе. Беспокоюсь из-за рассвета.

Он смотрит на часы.

— Рассвет не раньше, чем через час.

— Тем не менее я всегда беспокоюсь. Мне не хочется, чтобы солнце застало меня на улице.