Ох уж эти Шелли - [35]

— Мне нравится, друзья мои, надеюсь, вы не обидитесь, что я так называю вас, потому что уже много лет я не имел такой приятной компании и таких понимающих, вдумчивых слушателей. Честное слово, молодой человек, — ученый-богослов с симпатией посмотрел на Нокса, которого от его похвал бросило в жар, — вы схватываете все налету.

Какое-то время они молчали.

— Не удивлюсь, — первым прервал тишину ученый, — что рано или поздно к вам в участок прибегут святоши, посчитавшие "Франкенштейна" попыткой создать новое евангелие. — Он скорбно вздохнул.

— То есть Бог отец Виктор Франкенштейн создал… да нет, только не это. — Суперинтендант поежился.

— Вот именно, если так произойдет, мой вам совет: орите громче, чем заявители, и решительно обвиняйте их в неприкрытом богохульстве и ереси. Ибо, чтобы придумать такое, нужно иметь извращенную душу. — Он захихикал.

Глава 12 СУД

Суд над поэтом Перси Биши Шелли напоминал спектакль заезжих знаменитостей, поглазеть на который собрался весь Лондон. Шутка ли, не каждый день такого известного человека, как Шелли, лишают родительских прав.

В центре обсуждения — безнравственное поведение Мэри Годвин, нынешней Мэри Шелли — юной дамы и матери семейства, только что подтвердившей перед судом желание своего мужа забрать к ним в семью детей и пообещавшей нежно заботиться о последних. Обвинитель зачитывает фрагмент из письма Перси другу, имя друга не разглашается, так как его личность не имеет отношения к делу: "Никакими словами не передать даже отдаленнейшее представление о том, каким образом она развеяла мои заблуждения, — взволнованно читает прокурор. — Высокий, торжественный миг, когда она…" — Обвинитель опускает на кончик носа очки, обращаясь сначала к судье, потом к уважаемому собранию. — Имеется в виду Мэри Годвин, ваша честь. Так вот: "… когда она призналась в любви к тому, чье сердце давно и тайно принадлежало ей…" — говоря так, обвиняемый не только признается, что и сам, будучи, заметьте, женатым человеком, уже был влюблен в мисс Годвин, но и намекает на "особенные доказательства своей любви", которые она — Мэри Годвин, дала обвиняемому.

— Обвиняемый, можете рассказать суду, каким конкретно образом Мэри Годвин развеяла ваши сомнения?

Перси молчит.

— Уважаемый суд, уважаемые присяжные, сторона обвинения располагает неопровержимыми сведениями относительно данного предмета, мы знаем, чем свидетельница Мэри Годвин завлекала подсудимого. Покойная миссис Херриет Шелли писала своей подруге… — Прокурор извлек из папки следующий документ. — Зачитываю: "Она, — имеется в виду Мэри Годвин, — разжигала его воображение разговорами о своей матери и вместе с ним посещала ежедневно ее могилу, где наконец и призналась ему, что до смерти в него влюбилась".

— Обвиняемый, признаетесь ли вы, что Мэри Годвин действительно водила вас на могилу своей матери и именно там призналась вам в любви.

— Признаю, но что это…

— Если бы этот суд проходил не в наше просвещенное время, а во времена инквизиции, девушку, которая завлекала понравившегося ей юношу, пригласив его для решительного объяснения на кладбище, суд бы приговорил к сожжению.

Кстати, доктор Таллер, постоянно служащий во дворце Филд уважаемой семьи баронетов Шелли, написал мне, к сожалению, сам он прикован к постели подагрой и не может совершать даже самого незначительного выезда, не то что приехать в Лондон для дачи показаний, тем не менее этот самый доктор сообщил мне письмом, что Перси Биши Шелли всегда отличался крайней ранимостью и мечтательностью. С раннего детства он то и дело как бы витал в облаках и был склонен больше дружить с героями романов, нежели с реальными людьми. Исходя из вышеизложенного, доктор Таллер считает, что Мэри Годвин, поняв, какой ранимый и остро восприимчивый человек перед ней, специально призналась ему в любви на кладбище, дабы все происходило, как в одном из дешевых черных романов, которыми зачитывается современная молодежь. Признайся она ему в любви при ярком свете солнца, на скамье у церкви или даже в их доме, это было бы менее эффектно, а так, позволю себе предположить, что в момент рокового признания мистер Шелли находился как бы под гипнозом, что он, точно во сне, оказался словно вовлечен в сюжет увлекательного романа, где ему было предложено стать главным героем.

— Протестую, все это домыслы обвинителя, — наконец вмешался адвокат Шелли, впрочем, было заметно, что он тоже заслушался версией обвинения, отчего и не сразу сообразил высказать свой протест. На своем месте в заднем ряду Нокс кусал ногти. Он видел только полупрофиль сидящей слева от кафедры Мэри, и больше всего на свете ему хотелось броситься на обвинителя, на присяжных, на весь мир и защитить эту нежную и бесстрашную женщину, которая, не побоявшись нападок, пришла в суд поддержать своего мужа.

Следующим свидетелем суд вызвал Уильяма Годвина, и старый журналист был вынужден признать, что выгнал дочь из дома, когда та вернулась после нескольких месяцев отсутствия со своим любовником и сестрой. В то время он действительно был очень рассержен на обоих. Теперь, когда Шелли женился на Мэри, Годвин полагает все разногласия между собой и зятем урегулированными. Впрочем, лично он никогда не считал, что его дочь была виновна в том, что Перси бросил жену и ребенка.