Ох уж эти Шелли - [21]

Первым порывом Мэри было выставить мерзавку на улицу, но куда бы та пошла? В то время отец не желал видеть Клэр в той же мере, в какой не собирался принимать назад Мэри. Сестры сначала были связаны друг с другом общим позором, а теперь еще и страстью к одному мужчине.

О том, что для Перси Крэр не просто временная замена Мэри красноречиво говорило и стихотворение, которое Шелли написал Клэр в ее личный дневник:

В полдень к розе льнет роса

От звенящего фонтана.

Но бледна среди тумана,

Под луной, ее краса.

Свет холодный, свет заемный.

Светлый — сам, над нею темный.

Так и сердце у меня,

Хоть не блещет розой алой,

Но цветок, цветок завялый,

Живший только в свете дня.

Луч в него ты заронила,

Изменила — затемнила[8].

Конечно, на стихотворении не значилось имя Клэр, но по ряду признаков Мэри догадалась, что Перси таким образом признается в любви к ее сводной сестре.

Мэри сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. Что она могла сделать? Как поступить? Она протянула руку к висящей на стене полке и достала оттуда толстый том "Политической справедливости" и, полистав немного, нашла подходящее изречение: "Брак основан на ложной предпосылке, что склонности и желания двух индивидов должны совпадать в течение долгого времени", а это неизбежно приведет к "противоречиям, ссорам и несчастью". Отец, как всегда, был совершенно прав, у Перси появилась новая склонность, о которой он не мог знать в то время, когда они с Мэри поняли, что любят друг друга. Но если стремления Перси с годами изменились, она, Мэри, продолжает любить его со все возрастающей силой. Кроме того, во всем остальном их идеалы и стремления по-прежнему движутся в одном направление, так следует ли обращать внимание на интрижку, да еще с Клэр?

Все казалось разумным и правильным, она почти что выровняла дыхание, призывая себя к спокойствию и рассудительности, но выходило не очень. С другой стороны, если бы Мэри выгнала из дома Клэр, той бы осталось только идти на панель, потому что с ее репутацией и без рекомендаций дуреха не сможет устроиться ни гувернанткой, ни экономкой. Да и как можно допустить, чтобы девушка, знающая пять языков, прекрасно поющая, декламирующая стихи и уже пробующая писать, вдруг избрала для себя унылую жизнь прислуги? Нет, изведавшая уже немало страданий Мэри не желала подвергать опасности неразумную, ветреную Клэр. Да и могла ли Мэри винить сестру в том, что та увлеклась красавчиком Шелли, если она сама поступила точно так же — полюбила женатого мужчину, который, если бы не она, возможно, вернулся бы к своей законной жене и ребенку? Могла ли она винить сестру за то, что та, подобно ее отцу, Шелли и ей самой, открыто ратует за свободную любовь?

Так вот что значит горький вкус свободы…

В то время произошел один памятный случай, в гости к Шелли приехал его университетский приятель Томас Хогг, который буквально с порога вытаращился на Мэри да так весь вечер и не сводил с нее восхищенного взгляда. В тот день она действительно была на загляденье, с утра Клэр сделала ей красивую прическу и украсила ее нежные золотистые волосы живыми цветами. Животик был еще почти незаметен, а вот грудь сделалась пышнее и соблазнительнее. Когда Клэр повела подругу Хогга на прогулку, а Перси с извинением отбыл в издательство, Хогг подошел к Мэри и, ничего не объясняя, страстно припал к ее губам.

С ужасом и отвращением Мэри оттолкнула приставалу, после чего убежала к себе в спальню и закрылась на ключ. Когда вечером Перси вернулся домой, она честно рассказала ему о поступке Хогга, попросив, чтобы этот человек больше не перешагивал порога их дома.

— С какой стати? — удивленно поднял брови Шелли. — Подумай сама, как было бы здорово, если бы ты полюбила Хогга, как любишь меня! — Его голубые лучистые глаза сияли подлинным восторгом. — Мы с Хоггом друзья, очень близкие друзья, мы привыкли все делить друг с другом. Но если можно делиться с другом деньгами, знаниями, плодами своего вдохновения, отчего не делиться счастьем обладания прекраснейшей и умнейшей из женщин? Знаешь, если бы мне понравилась его женщина, он без колебаний позволил бы мне насладиться ею. Ты разочаровала меня, Мэри, когда мы познакомились, тебе нравился мой "безусловный подход к жизни". Мало того, ты говорила, что всецело разделяешь его. Что же, получается, что все это время ты врала? А ну-ка, Мэри Годвин, отвечай, как перед школьным учителем: что такое "безусловный подход"?

— Безусловный — это значит без каких-либо условий Перси, но… — выдохнула Мэри, чувствуя, как защипало в глазах.

— Вот именно. Я не обещал, что буду принадлежать тебе душой и телом, равно как и ты не принадлежишь мне. Мы не вещи, не рабы, а свободные, современные люди. А это значит, что я не считаю зазорным для себя делить наслаждения с кем мне пожелается, но при этом я не собираюсь сдерживать тебя. Потому что, если бы я гулял и развлекался, а ты сидела дома и все время ждала меня, это было бы нечестно и непорядочно по отношению к тебе. Ты поняла?

Мэри кивнула, изо всех сил сдерживая слезы.

— Задумывалась ли ты когда-нибудь о выражении "брачные узы", фу, какая пошлость, представь себе кандалы, которые жених и невеста добровольно надевают на себя, чтобы носить их, пока смерть не поглотит одного из них. Бред. Как законопослушный человек, я не могу не признать необходимость кандалов в отношении преступников, людей, способных навредить окружающим, безусловно, необходимо сдерживать и ограничивать. В отношении насильников и убийц кандалы — более чем разумная ограничительная мера, но кандалы добровольные, добровольное рабство — абсурд! Любовь — это свобода. Так говорила твоя матушка. Я буду счастлив, если завтра же ты извинишься перед Томасом и ответишь ему взаимностью. Пока живот не сделался большим, ты еще успеешь насладиться любовью с Хоггом. Увидишь, как славно мы тогда заживем: ты, я, Клэр, Томас…