Ох уж эта Люся - [56]

Кошак адекватно отнесся к предложенному способу и заработал шершавым языком. Светка впервые за последнее время с уважением посмотрела на мать.

– Это мальчик? – спросила млевшая от удовольствия любительница животных.

– Не знаю. Папа разберется.

– Разберется ваш папа, – проворчала мама Лена и поднесла котенка к лицу. – Пацан.

– Кто? – уточнила недоверчивая Светка.

– Мальчик, – перевела Петрова.

– Ма-а-аль-чик, – с хрипотцой посмаковала девочка. – Как его зовут?

– Никак.

– Так не бывает, – возразила Светка.

– Бывает. Просто надо придумать имя. Тебе какое нравится?

– Павлик, – хихикнула Светка.

– Нельзя. Оно занято. Барсик? Мурзик? Васька? Черныш?

– Мальчик, – предложила Светка.

– Это скучно. Выйдешь на улицу, будешь его звать, и все мальчики начнут откликаться.

– Тогда… – девочка на секунду задумалась. – Ганс.

– Ганс?

– Да, Ганс.

Петрова решила не оспаривать выбор дочери и согласилась.

– Точно чокнутые, – бурчала себе под нос мама Лена. – У ребенка до сих пор нет имени, одно отчество, а они кошаку выбирают.

– Света, – лукаво улыбнулась Люся, – а как сестренку назовем?

– Роза, – буркнула Светка, не оборачиваясь.

– Может, Аня? Или Ира? Или Катя? – гнула свою линию Люся.

– Нет, Роза. Ты сказала, она красивая, – припомнила девочка разговор с матерью.

Имя Петровой не понравилось, она ждала возвращения Павлика, чтобы обсудить поступившее от Светки предложение. Отец, склонный к претенциозности, выбором остался доволен. Люся смирилась, и в семье Жебетов расцвела Роза. А через три недели на коже остальных членов семьи расцвел стригущий лишай.

– Какой ужас! – запаниковала мама Лена перед отъездом.

– Какая безответственность! – осудил Павлик самоуправство жены.

– Какое счастье! – обрадовалась Светка, невзирая на обритую голову, источающую серно-дегтярный запах.

Больше всех повезло Люсе: красный контур лишая расползся на ее щиколотке как раз в том месте, где Ганс обычно терся своим черным боком.

– Я его выкину! – орал Жебет, пиная диверсанта в богатый на сюрпризы бок.

– Не выкинешь, – спокойно парировала Петрова.

А Светка, с тоской прислушивавшаяся к родительским стычкам, ловила измученного ее же ласками кота и запиралась в комнате, припирая дверь стульями. Ганс, утомившийся от обработки, с сожженным йодом боком, носился по комнате кругами, истошно орал и зависал на ковре, как летучая мышь. Исцарапанная Светка стаскивала животное с ковра и, сжав до реберного хруста, обещала:

– Мама тебя вылечит.

Ганс, собственно, особо по этому поводу и не переживал, но всякий раз, завидев Петрову на горизонте, предпочитал схорониться в недоступном для человека месте. Объявлялась облава – и три запертые в карантинном плену женщины окружали бедное животное, не давая ему ни единого шанса. Теперь возвращения Жебета с работы Ганс ждал, как прихода Мессии. И только Павлик переступал порог квартиры, внимание проштрафившихся целиком и полностью отдавалось ему. Так женское население платило отцу семейства за невмешательство в дела отдельно взятого бабьего царства.

– У Розы ничего не появилось? – задавал Павлик дежурный вопрос и, не поверив Люсе, шел лично осматривать девочку. Она, судя по всему, Павлику нравилась. Во-первых, ему улыбалась. Во-вторых, в отличие от Светки, молчала. В-третьих, у девочки было благородное имя: Роза Павловна Жебет.

Преисполненный гордости, отец садился за стол, брезгливо и тщательно вглядываясь в открытые по локоть руки тещи, выставлявшей перед ним явства, которые источали дивный аромат. Заткнув салфетку за ворот, Жебет ужинал, с этой же салфеткой потом двадцать минут лежал на диване, а потом отправлялся на ежевечернюю прогулку в компании с полуторамесячной дочерью.

– Возьми с собой Светочку, – просила мужа Петрова.

– Ты же с ней днем гуляла.

– Ну и что?! Свежего воздуха много не бывает. Пусть пройдется.

– Я планировал заглянуть к бабушке.

– Загляни, – соглашалась Люся. – Света тебе не помешает, заодно с Верой Ивановной пообщается, они давно не виделись.

– Люда, – набирал воздуха Павлик. – Ты, как маленькая, ей-богу. Мы с Розой идем в гости к пожилому человеку. Зачем ей тащить всякую заразу?

Зараза в этот момент посверкивала глазами и, сжав зубы, шипела:

– Очень надо…

Злилась Светка по-взрослому: долго и с удовольствием. Люся пыталась уделять старшей дочке как можно больше внимания, но при всем желании это не всегда получалось. Каждый вечер, покормив Розу и перепоручив ее Павлику, Петрова отправлялась в Светкину комнату и оставалась там до того момента, пока дочь не заснет.

– Кого ты больше любишь? – начинала допрос лежавшая в кровати девочка. – Розу? Папу? Ганса? Или меня?

– Конечно, тебя. Только никогда об этом Розе не говори.

– Почему?

– Потому что ей будет обидно, что есть девочка, которую любят больше.

– Это меня? – снова уточняла Светка.

– Тебя. Как старшую дочь я люблю тебя больше всего на свете, – изо всех сил изворачивалась Люся.

– А Гансу можно сказать?

– Гансу можно.

– Когда баба уедет?

– Скоро.

– Ты меня в садик отдашь?

– Да.

– А Розу?

– Розу – бабе Вере.

– Я тоже хочу.

Петрова не могла сказать дочери о том, что баба Вера категорически против такого альянса, поэтому продолжала врать, увлекаясь все больше и больше.