Ох и трудная это забота - из берлоги тянуть бегемота. Книга 1 - [7]
На перроне показались четверо. Отсюда, от вагона они являли собой картину «Проводы богатого друга». Солидного господина в широко распахнутой шубе подобострастно придерживали под локотки два сослуживца явно из небогатых. Четвертый, коренастый, по виду слуга, определенно филонил, держа в руках только непримечательный саквояж. Лицо господина в шубе выражало безудержную радость хорошо поддавшего гуляки и привычную брезгливость к черни. Противоположностью ему смотрелся слуга с саквояжем, от колючего взгляда и литой шеи веяло угрозой. «Морской походкой» четверка подошла к вагону Зверева.
— Пошли вон! — усач, ощутимо покачнувшись, вырвался из-под опеки.
— Господин Шамаев, да как же, мы же к вам со всей душой…
Жирный кулак Шамаева, замаячил перед носом длинного.
— Вон, чертово отродье!
Воровато перекрестясь, третий горячо зашептал несущему саквояж: «Ох, Трифон Егорыч, что будет, не приведи господь господин Гужон прознает. Со свету сживет, в столицу же везете…»
Дальше произошло неожиданное — говорун, хрюкнув, сложился к ногам «слуги».
Федотов едва разглядел смазанное движение, Зверев автоматически отметил точность удара. Словно смягчая удар, мышцы пресса непроизвольно напряглись.
Бом, бом — два раза ударил вокзальный колокол. Пока кондуктор помогал подняться «пострадавшему», слуга, не выпуская саквояж, играючи внес тушу Шаваема в вагон. Вслед за Трифоном длинный внес в вагон приличных размеров чемодан. Снующие по перрону пассажиры так ничего и не заметили.
Что-то знакомое из прежней жизни Дмитрий почувствовал, когда четверка еще только приближалась. Легкая порция адреналина заставила подобраться, внимание обострилось. Изображая любителя проходящих юбок, он старался не глядеть на гуляк.
Это случилось осенью две тысячи второго. В тот раз надрался брательник шефа, мужичонок мелкий, но злопамятный. Дмитрию пришлось нести дипломат с долларами. Был тогда и болтливый «помощник», но бить не стали, хотя и следовало. Кадровый голод был конкретный — работать приходилось с отбросами.
Чтобы не светиться в аэропорту Шереметьево, ехали поездом. Скорее всего, последнее обстоятельство окончательно разбудило память.
«Дежавю! Офигеть можно. Деньги везут! — осенило Зверева. — Коренастый вовсе не слуга, а охранник — о, как вцепился в саквояж. Он отвечает за доставку, а Шамаев доллары передаст нужным людям. Стоп, какие на хрен доллары, здесь или золото, или ассигнации!»
От волнения Дима непроизвольно сделал шаг, другой и вдруг, слегка прихрамывая, неторопливо прошелся вдоль вагона. Федотов удивлено смотрел ему вслед.
«Ну, Старый, ты же знаешь, когда я так хромал. Соображай! Это же наш шанс!» — Димон мысленно молил Бориса обратить на него внимание.
Правильно среагировав, Федотов нарочито громко обратился к проводнику:
— Любезный, не напомните, во сколько мы будем проезжать Клин? У меня заказан ужин.
— Не извольте беспокоиться, сударь. Согласно расписанию, прибываем в десять двадцать, я вас непременно предупрежу.
Друзья заранее заказали ужин в трактире на колесах. Дима облегченно вздохнул: Федотов понял — надо поговорить и на всякий случай подготовиться.
Вскоре оба вошли в свои вагоны.
Бом, бом, бом — троекратно ударил колокол, и толпа на перроне отпрянула от вагонов. На пронзительный свисток обер-кондуктора басовито откликнулся паровоз — вагоны дрогнули. Курьерский стремительно понес переселенцев сквозь зимнюю стужу. Скорость в шестьдесят верст поражала воображение жителей начала века.
Трясло и гремело в вагоне изрядно. Борис с Мишениным восседали на прихваченных из дома подушечках. Такие подушки-думочки выдавались только в вагонах первого класса, все остальные пассажиры заботились о себе сами. Эту нехитрую истину Димон с Федотовым после первой поездки запомнили на всю жизнь.
Подсознание обладает свойством самостоятельно находить правильные решения, поэтому Борис постарался пока не думать о поданных Зверевым знаках.
Два пассажира, сидевшие напротив Мишенина с Федотовым, вели нескончаемый разговор:
— Если хотите — мы вступаем в полосу оскудения нравов, и при нынешнем курсе правительство беспомощно предотвратить расхищение народных благ.
— Эта бюрократия — бездушная и подлая машина. Помните, Гончаров, лучший знаток ее, сказал: «Одни колеса да пружины, а живого дела нет…». Эта бюрократия печется о сохранении своего покоя — и только!
Впервые ехавший поездом Мишенин, с интересом рассматривал интерьер вагона. Против ожидания перегородок в вагоне не оказалось. Более всего вагон напоминал старинную электричку, где скамьи были сделаны из лакированных реек, а оконные рамы из красного дерева. Два керосиновых фонаря по концам вагона едва разгоняли темень, а стоящая посреди чугунная печь немного чадила. Дыма в вагоне добавляли нещадно смолящие любители покурить — взять билет в вагон для некурящих никто не догадался. Неожиданно в памяти всплыло, как однажды родители навещали дальних родственников. Это было под Горьким. Тогда ехали электричкой с такими же сидениями и окнами, открывающимися вниз. Последнее воспоминание толкнуло другое, и еще другое, и вдруг Мишенин понял, отчего он так вслушивается в разговор попутчиков. Ильич услышал ту же манеру, интонации и даже язык, на котором говорили его родители.
Продолжение приключений попаданцев в начале ХХ века.
Радуга — это прекрасное природное явление, которым любуются издали. Когда же ты вынуждена жить в таком мире, картинка уже не кажется такой замечательной. Хорошо, что друзья рядом и всегда помогут. И ты им тоже. Ах, где мой уютный домик у моря?
Молодой студент волей судьбы или, скорее, после смачных затрещин от одного быдла попадает в другой мир. И если бы ему дали нормальное, взрослое тело, но нет. Высшие силы, создатели, демиурги закидывают его в маленькое, хлипкое тело человеческого детеныша. Ооо, это полный мрак, но гг не отчаивается. Сжав свои стальные яйца покрепче, он растет, развивается и, благодаря своей неимоверной любознательности, узнает окружающий, чуждый для него мир. На его пути будут встречаться кровожадные ихоры, чудовищные зазывалы и множество других ужасающих монстров!ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Произведение перегружено инвективной лексикойПри создании обложки вдохновлялся образами, предложенными автором.
Это вторая книга о путешествии Дениса Архипова и его морпехов в «Ином мире». О путешествии, которое никогда не должно было случится и, которое, вероятно, закончится там. Ребята ещё не подозревают, что зло не заметно подкрадывается с каждым днём всё ближе. То, с чем сталкивались морпехи раньше, окажется легким неприятностями. Их ждёт нечто, что невозможно увидеть или ощутить. Оно преследует свои цели, главная из которых смерть.
Книга Моя анимежизнь 5: Осеннее небо, жанр: Попаданцы во времени, автор Смолин Павел.
Все привыкли к попаданцам, которые гнут всех одной левой. Обычно, если ГГ — попаданец и при этом он обладает магической силой, то обязательно был кем-то уровня Бога, или даже покруче. Если попаданец военный — круче него только яйца, а не дай то боже он окажется обычным русским парнем: тогда его врагам остается только совершить самоубийство, иначе когда он к ним доберется, то самой мучительной смерти им просто не избежать. Так вот, всего этого в моем фике не будет, а что будет — читайте сами. При создании обложки использован образ Синдзи Гендо из манги «Евангелион».
Два друга Станислав Грохотов и Алексей Краснов решили исследовать один из коридоров калининградского форта номер три, известного так же под именем «Король Фридрих 3» и оказались попаданцами в Кенигсберг 1914 года. Что же им делать? Конечно же попытаться предотвратить революцию. И для этого создан отряд под очень говорящим названием «Белая стрела».