Ох и трудная это забота - из берлоги тянуть бегемота. Книга 1 - [35]

В пол-уха слушая, как гость умело описывает фрагменты своей жизни, Борис продолжал рассуждать:

«А если подойти к проблеме с другой стороны? Если приглядеться к Гиляровскому. Сейчас ему около пятидесяти. Судя по его рассказам, он всю жизнь метался от одного громкого дела к другому и нигде толком не преуспел».

Вспоминая прочитанную в юности книгу, Борис пытался почувствовать нынешнего Гиляровского и сопоставить с тем, из своей юности:

«Помню, что во всем ощущалось пристрастие автора к Его Москве. На этом фоне скрывались затаенная печаль и сожаление о потерянном или несбывшемся. Мне он представился легко ранимым, скрывающимся под внешней бравадой. Темперамент же только помогал ему маскироваться.

А какой вывод можно из этого сделать? Очень даже простой: Гиляровский в критическом возрасте. Многие его любят, но всерьез не воспринимают. Врагов у него — мама не горюй. Ничего существенного он не совершил, хотя не бесталанен. Раньше вечное состояние «на мели» его не сильно волновало, но теперь начинает доставать. Хотя нрав у него взрывной, но уже хочется чего-то стабильного. Что я еще упустил? Ну да, интуиция, можно сказать «нюх журналиста». Именно этот самый «нюх» привел его к нам, и, конечно, упоминание о Книге! Но сегодня об этом Гиляровский говорить не будет, и завтра не будет, не дурак. Теперь он затаится. В таком случае получается, что на сегодня наш гость свою задачу выполнил. Димку он на крючок подцепил. Правда, неизвестно, кто кого подцепил. Сейчас он должен заскучать и откланяться. Поэтому и извозчика не отпустил, на которого так задумчиво смотрит Ильич. Но не уйти тебе, братец Гримм. Если не получилось отвязаться, то придется использовать тебя по полной».

Мысленно приняв решение, Борис услышал конец разговора.

— … так что, если есть надобность, то, Дмитрий Павлович, можно прямо сейчас отправиться. По пути непременно закажем столик в приличном трактире. Наши-то борцы кроме как через накрытый стол и не разговаривают, — намекнул гость на известные денежные обстоятельства.

— Одну минуточку, Владимир Алексеевич. Дим, одну минуточку, — встрепенулся Федотов. — Владимир Алексеевич, а если нам потребуется помощь по литературной части?

Борис бросил внимательный взгляд на Зверева.

— Извините, это как? — опешил собравшийся было уходить репортер.

— Да вот представьте себе, уважаемый Владимир Алексеевич, что захотели мы описать наши замечательные приключения. Кому, как не вам, понимать, сколь специфичен труд литератора. Но мы-то все больше пишем сухие отчеты да расчеты. Творчеством в этом деле не пахнет, оно в другой стороне проживает.

— Правильно ли я понимаю, что у вас есть некоторые записи и вы предлагаете их художественно обработать?

Гиляровский произнес фразу осторожно, будто боясь спугнуть добычу. Пьяные предсказания незнакомцев его, конечно, озадачили, но не столь существенно, как это мнилось переселенцам. Репортер давно перестал верить в подобную чепуху. Его чуткое писательское ухо заинтересовали непривычные шутки и словечки. Он обратил внимание на несколько непривычные мимику и жесты. Все выдавало в незнакомцах «чужаков». Поначалу он грешил на их «чилийское происхождение», но, подумав, усомнился в столь масштабном влиянии культуры какой-то задрипанной страны, в которой, поди, еще в моде набедренные повязки.

Сегодня неподалеку от «чилийцев» у него планировалась встреча с Шумиловым. До встречи еще было время, естественно возникла мысль заглянуть к незнакомцам. Накарябанный с ошибками адресок, нашелся в портмоне.

Сейчас репортера озадачил переполох, вызванный его появлением. Он нутром почувствовал тайну, что манила его почище, нежели сметана голодного кота. Услышав предложение, Владимир Алексеевич понял — вот та ниточка, потянув за которую, удастся распутать весь клубок. Будет время присмотреться, повыпытывать.

— В первом приближении можно и так сказать, — глубокомысленно изрек Федотов.

— Дьявол меня забери, Борис Степанович, я порою с трудом вас понимаю, вы хотите поручить мне работу?

— Ну да, совершенно верно, работу.

— Борис Степанович, — но из голых фактов, из этих ваших сухих отчетов много не выжать. Нужны живые воспоминания, надо будет дотошно выспрашивать и уточнять.

— А то мы этого не понимаем, Владимир Алексеевич, еще как понимаем, но партия сказала «надо» — комсомол ответил «есть»! — дурашливо перехватил разговор Зверев.

От репортера не укрылось, как вздрогнул Мишенин, как слегка поморщился Федотов. Гиляровский почувствовал — этого наглеца надо ставить на место.

— Милостивые государи, а вы представляете, сколько стоит писательский труд? — спросил тот Гиляровский, что знал себе цену.

— Так и я о том же, Владимир Алексеевич. Что нам говорить за деньги, может, нам выгоднее говорить о процентах с продаж? Небольшая текущая оплата и процент. Посудите сами, мы не писатели и конъюнктуры писательского рынка не знаем, а вы нам за рыбу деньги. Нет, так дела не делаются, — развязно резюмировал Димон.

— Господа, вы что же, предполагаете, что на ваших записках можно заработать?

В вопросе прозвучала явная насмешка.

— Заработать, не заработать, но если бы у моей бабушки были усы, она была бы дедушкой. Мы же от вас пока ничего не услышали, или я не прав?