Ох и трудная это забота - из берлоги тянуть бегемота. Книга 1 - [24]

Наблюдая, как внимательно, не мигая, Дима смотрит в глаза Доценту, как тот начинает неуверенно отводить взгляд, Борис вдруг осознал, что присутствует на спектакле. И режиссер этого спектакля вот этот двадцатисемилетний молодой человек.

«Да зачем ты его спровоцировал»? — раздраженно подумал Борис, уже понимая, что все сделано своевременно.

— Владимир Ильич, а сколько вам лет? — спросил Дима, все так же внимательно глядя в глаза Мишенину.

— А что вам мой возраст, возраст мой не причем, — неуверенно забормотал Ильич, пряча глаза и нервно теребя воротник рубашки.

— Владимир Ильич, я сейчас вам кое-что скажу, и не дай вам бог меня перебить. Вы меня понимаете? — с нажимом произнес Дима, отчего Борис физически ощутил исходившую в адрес Мишенина холодную угрозу. — Ну, вот и хорошо, — жестко продолжил Зверев, отчего голова Мишенина вжалась в плечи. — Владимир Ильич, Вам тридцать семь лет, и вы вполне зрелый мужчина. Я это к тому, что визга вашего я больше не услышу ни-ког-да, — раздельно, по слогам закончил Дима. — Владимир Ильич, у нас очень сложная ситуация, потому мы должны быть исключительно прагматичны. А проявления ваших комплексов нам не нужны, они нам мешают.

На мгновенье Борису показалось, что эти слова произносит совсем не Дима Зверев. Не тот молодой, веселый и во многом еще наивный человек, которого он знал. Как будто из-за спины Зверева выглянул кто-то посторонний и расчетливо холодный.

— Я правильно говорю, Борис Степанович? — Зверев перевел разговор на Бориса.

«Ну зараза, ну раскрутил ты нас, манипулятор хренов. Это надо же, как ты вовремя подловил меня на подходе к Николашке. Не хотелось бы мне оказаться твоим противником», — мелькало в голове окончательно сбитого с толку Бориса.

Он лихорадочно подбирал, что ответить Мишенину, одновременно анализируя того, второго, прячущегося в Дмитрии или выглядывающего из-за его спины.

«Да что тут церемониться, — все больше заводился Федотов. — Сколько раз можно говорить одно и то же! Ни хрена себе? Теперь этот придурок нас в подданные записал! Это чмо, похоже, вообразило себя мессией. Да на хрена нам нужны эти концерты?»

— Ильич, какой, к чертовой матери, наш государь? С какого бодуна тебя в мессианство потянуло, оракул ты наш в куриных перьях! — Борис в ярости саданул кулаком по столу. — Нет, это надо же! Ты меня спросил? Согласен я быть подданным придурка, что пятого января перестрелял кучу народа, а завтра прос…т войну?

Борис все более распалялся.

— Вова, мухомор хренов, откуда ты такой свалился? А ну сядь, сука! — рявкнул Федотов, вдавив в скамью пытавшегося шевельнутся Доцента. — А знаешь, почему ты запел: «Мы сюда не просто так»? — Борис яростно выделил интонацией местоимение. — Да потому, что лично ты никогда и ничего не решал. Всю жизнь проскулил на кухне про плохую власть да что начальники мало платят, а сам голову из песка вытащить боялся. Все, Вова! Детский инфантилизм кончился. Больше никаких фантазий. Или мы вместе зарабатываем, или пошел ты в задницу!

Борис, наконец, высказал главное. Высказал давно накипевшее, что так его тревожило. Нервно ломая спички и сожалея о вспышке ярости, он безуспешно пытался прикурить.

— Черт тебя побери, Вова, — с тоской произнес Борис, отставив незажженную папиросу, — такое было утро, а ты так его изгадил. И на хрена? Чтобы мы разделили твои вшивые страхи? Чтобы не рисковали строить свою жизнь? Не понимаю. Ну ладно был бы ты жертвой пьяного аборта, так нормальный же. Не понимаю.

— Степаныч, на, прикури, — чиркнул спичкой Дима. — Ты, Степаныч, успокойся. Все нормально. Ильич же не со зла, ну перепил вчера мужик. Занесло. Так ведь с кем не бывает. А гнойник должен был лопнуть. Вот он и лопнул. Теперь мы выздоровеем. Кстати, а вот за это стоит выпить.

На лице Зверева обозначилась зубастая американская улыбка, явное следствие смущения.

— Да ну тебя к черту, Дима. Второй день толчем воду в ступе, а теперь еще и истерики слушаем, — нервно затягиваясь, ответил Федотов, понимая, что сегодняшний день безнадежно потерян.

— Вова запомни! — обратился он к Доценту.

— Если у тебя только мелькнет мысль что-то донести до властей, ты ни куда не торопишься. Ты нам все логично и четко обоснуешь. Докажешь, отчего это выгодно нам! Не властям, а только нам! Ты это очень крепко запомни.

— Так и я о том же, — разливая коньяк, наигранно поддержал Дима. — Степаныч, вот случился у нас сегодня инцидент, а отчего это?

— Ну? — хмуро уточнил Борис, опасаясь неприятного продолжения.

— Ильич, я сейчас тебе покажу, как Степаныч вчера выдавал: «Господа! Мне кажется, вы забыли, где мы находимся. Вы забыли о традициях этой великой страны. Вы находитесь в самом центре Великой Российской Империи, в стране-носительнице высоких христианских идеалов. Но это еще не все! Вы находитесь в центре державы, берущей свое начало от древних Ариев. Наши пращуры жили здесь многие миллионы лет тому назад. Тогда эта земля называлась Гиперборея, а мы все их славные потомки! И как раз поэтому не соблюдающие заветы предков, но работающие по воскресеньям попадают в неприятные ситуации. Так поднимем же наши бокалы за славные христианские праздники, что подарены нам в количестве сорока восьми штук в году, по числу воскресений. Это я к тому, господа-переселенцы, что сегодня воскресенье, а мы делами занялись. За то всевышний нас и покарал. Так давайте забудем эту грязную историю и отметим христианский праздник. Прошу поднять бокалы!