На последних словах Федотов сник, опять забыв, с чего начал. Зверев также ничего не понял, но на этот раз промолчал, убоявшись прослыть невеждой. Ильича же словно укусила муха:
— Математика тут не причем, и постоянная времени не причем. Не надо мне рассказывать сказки! — взвился он.
— Эй, старички, а ну-ка брык по углам, по углам. Вы тут не забывайтесь! Тут вам не там, тренер здесь я! Нам только дельтанутых функционалов с шизоидными наклонностями не хватало. Кстати, не мешало бы налить, поднять и вспомнить, как славно мы ушли из поезда.
За уход!
Празднование продолжалось. Как-то незаметно со стола исчезло шато, вроде бы вино не разливали, но факт оставался фактом — оно исчезло. По всему получалось — праздник удавался все больше и больше.
— Дима, Степа-аныч! — с трудом выговаривал изрядно набравшийся Доцент. — Му….Мужики!!! Вы уверены, что нас…. (ик!) не причислят? (Слово «причислят» прозвучало как «прчсльт»).
— Иль-ыч, — нараспев вырвалось у поперхнувшегося от изумления Зверева, — рановато тебе к Святым? Ты вроде пока живой!
— Дмтр…. Дмитрий Павлович! Вы ж-же пркрс-с-но понимаете, что я хотел сказать. Вы длж-жны мне ответить: Нас не… не вычс-слят?
— Наш дорогой Ильич! — обрадовано вскочил Дима, будто собираясь обнять Доцента. — Да, ка-ак только колье за-агоним….
— Ка…. ка…. какое колье?
— Дорогое колье, с брильянтами, которое ты со старенькой ба-абушки очень изящно стянул!
— Я?! — изумился Мишенин.
— А кто?! Я что ли? Впрочем, какая разница. Как только мы это колье загоним, нас сразу же и вычислят, и причислят, как положено!
— Так это же…. - кандидат наук встрепенулся, откинулся в кресле и добавил трагическим шепетом, — Это же ка-тор-га!!!
— Ни-ка-кой ка-тор-ги! — по слогам произнес Дима.
Его указательный палец, как метроном, маячил туда-сюда перед носом доцента.
— А что же тогда? Повешение?! — шепотом произнес Мишенин, втягивая голову в плечи.
— Владимир Ильич! Ты пойми! Это тебе говорю я, диплом-мированный психолог двадцать первого века! — наклонившись над Мишениным, с напором выговаривал Дима. — Миром всегда пра-авят и закон, и понятия. Так было, есть и будет. Все остальное интеллигентские рефлексии и самообман! По закону нас тут нет. Значит и поезда нет. А в поезде была граната… Был инц-дент. Получается парадокс. Так…. о чем я сейчас говорил?
— О том, как оп-поздал поезд с гранатой, — подсказал Федотов, заглядывая к Звереву под кресло. — Дим, ты не знаешь, где мои папиросы? Была почти полная пачка.
— Старый, посмотри у себя в нагрудном кармане. Ильич, там живут по понятиям!
— Где там? — забыв о папиросах, заинтересовался Федотов.
— Там, — подтвердил Дима, уперевшись указательным пальцем в потолок.
Все заинтересованно подняли головы, пытаясь разглядеть это самое «там».
— В этом мире это царь, энд кэмпани, а царь немец. Так во-от, в этой системе ценностей твоя виновность или невиновность с позиции закона не ра-ассматривается! Не рас-смат-ри-ва-ет-ся, — палец Зверева опять превратился в метроном.
— Дмтр…. Дмитрий Палыч! Ну что вы меня все пу-утаете?
— Не рас-смат-ри-ва-ва-ет-ся! — указательный палец психолога по-прежнему гипнотизировал Мишенина.
— Я же ва-а-ас ко-онкретно спросил! — попытался возмутиться Ильич. — Поч-чему нет поезда? Куда он под-девался? А вы пе-ереносите все из нашего времени! Так не-ельзя, Дима! Тут все по-другому.
— Ага, нельзя, как же, как же, нельзя. Нельзя спать с теткой на потолке. Тетка свалится. И то не факт. — Дима вновь посмотрел на потолок, будто оттуда действительно могла свалиться тетка. — А может, и не свалится, — самому себе ответил Зверев. — Проверить надо. Слушай, Вова, а давай еще нальем.
— Точ-чно, отлич-чный здесь коньяк, — заплетающимся языком выговорил Доцент.
— Степа-аныч, Дима, я предлагаю выпить за не-е-известное будущее!
— Име-енно, — столь же растягивая слова, поддержал Доцента Дима, — но будущее делаем мы сами. Господа, за свободу пьем стоя, за на-ашу свободу!
Уже проваливаясь в сон, Борис подумал: «Крепко же мы сегодня набрались, а главного так и не решили. Завтра надо будет продолжить. Кстати, а что за идея со спортклубом?».
