Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. Книга 2 - [21]

Дубасова интересовала связь по радио со столицей. Предусмотрительный.

— Московский радист в готовности, — тут же откликнулся бывший морпех.

— ?

— Уезжая в Европу, Федотов распорядился оказать Вам любую помощь.

— Знали, — прозвучало обвинением, по ходу сменившимся осознанием нелепости подозрений, однако злой огонек в маленьких глазках выдал эмоции.

— Ваше высокопревосходительство, разве мы не читаем газет?

В ответ взмах рукой, как бы: «Да не мельтеши ты», но взгляд оттаял.

— Твой человек должен быть готов дать мне связь. В любое время дня и ночи! — с нажимом, будто от этого что-то зависело, уточнил Дубасов. — И еще, сейчас же в приемной оставь адрес радиостанции, а Санкт-Петербург я сам предупрежу. От меня что-нибудь надо? — последнее прозвучало, как если бы Димона послали в эротическое путешествие.

«А как же, ксива нужна: «Все, что сделал предъявитель сего… и подпись Ришелье», блин, Дубасов, конечно, но как обосновать, чтобы не послал?»

Решение пришло спонтанно:

— Если мы сейчас не опубликуем интервью с защитниками престола, то через столетие очередные либералы выльют на нас ушат помоев. Нужно оставить воспоминания.

— При чем здесь генерал-губернатор? — в голосе раздражение.

«Ёшкин кот, да он же ни бум-бум в информационной войне! — до Зверева только сейчас дошло, до какой степени Дубасов не готов к таким технологиям, и, скорее всего, к управлению Московской губернией».

Будто щелчком, все стало по местам, а ореол морского адмирала заметно поблек. Перед морпехом сидел жадный до власти старикашка. Оставалась самая малость: не подать виду и найти нужные слова.

«До власти ты конечно жадный, но и держава для тебя не пустой звук. Это я еще в Питере почувствовал. А вот с опытом у тебя проблемы, да и откуда ему взяться? Бравый командир минного катера времен войны с турками, затем командующий Тихоокеанской эскадрой. Ага, океанская эскадра в две калоши детского размера. Следом руководство Техническим комитетом, с которого прямой путь посыпать дачные дорожки, но тебя бросают разгонять черниговских крестьян. Кстати, и разогнал, и проверка на вшивость пройдена, и вот вершина — назначение на политическую должность без политического опыта. Охренеть и не встать! А нам какой с того прок? А очень даже большой — мы теперь знаем, что в кризисной ситуации власть мыслит категории времен взятия Очакова. Кстати, как и наши коммунистические вожди до последнего мыслили категориями тачанок. Кинут тебя, Федор Михайлович, вот только кидают тех, кто сам горазд лезть в гадюшник. Мы-то помним, как ты толкал речугу о возвышенной любви к его высочеству. Блин, ну вааще, куда не плюнь, попадешь в голубого».

Едва не сплюнув на шикарный ковер, Димон таки нашел нужные слова:

— Прошу ваше высокопревосходительство выдать на мое имя разрешение брать интервью у верных присяге и престолу.

В ответ лишь взмах руки, дескать, да отвяжись ты от меня, а фраза: «Завтра зайдете в канцелярию» прозвучала, когда морпех уже взялся за дверную ручку.

Ксива помогла. После предъявления у Аквариума, пропустили, хотя и покосились — газетчиков не любили и в этом веке, но пообщаться с жандармами не удалось. У них свое начальство, а вот казацкий есаул отвечал целых три минуты. Увы, только наладился разговор, как из переулка на разгоряченной лошади вылетел молодой казак. Фуражку потерял, на лице растерянность и страх, а поперек седла короткая кавалерийская винтовка. Звереву показалось, что казачек готов выстрелить в любой момент. В памяти запечатлелись широко раскрытые глаза, непокорный чуб белокурых волос и серебряная серьга в правом ухе. Оказывается, паренька обстреляли дружинники, и есаулу стало не до разговоров.

Все это Зверев вспоминал, пока шел к перекрестку Покровки с Мошковским. Сегодня здесь было необычно людно. В обе стороны оживленный поток зевак, но большинство спешило к Чистопрудному бульвару.

— А наша-то, наша, красавицей стала, парни так и заглядываются, — кудахтала полная матрона, семеня за своей долгополой товаркой.

— Тьфу, на тебя, Марья, давеча ко мне Федор Ивыныч подходил, все выспрашивал, а у него лавка на Сретинке.

— Ох, Машка, да он же старый.

— Ну и что? Себя вспомни.

Поскакавшая кавалькада казаков, тут же изменила тему беседы.

— Ой, что деится, — теперь загомонила длиннополая, — давай быстрее, топчешься, как старая кошелка.

Пробежавшая стайка подростков подтвердила: «Петка, у Чистопрудки митинг».

Такова была реакция московского люда на введение особого положения и вчерашние события в саду «Аквариум». На происходящее люд смотрел, как на какой-то народный праздник. Буд-то по улицам города летал веселый, шаловливый, задорный дух бунта.

Бывший морпех по-новому посмотрел на пылающее под зимним солнцем здание училища, оценил угол возвышения орудий. Перешел на другую сторону Покровки, снова оценил диспозицию.

«Если потребуется бить по верхним этажам, то лучшего этого места не найти. Зарядные ящики поставить за углом, орудия на прямую наводку поставят на этом месте, — Зверев вновь довольно причмокнул, как недавно при воспоминании о Маркове втором. — Зевак отсекут солдатскими шеренгами, — Димон и не заметил, как встал на сторону правительственных войск. — Одну по Лялиному переулку, вторую чуть выше по Покровке. Так, а где наши? Ага, Пантера может лупить из трех окон сразу. Не шутки, — представив скоростную стрельбу из бесшумного оружия, Димон передернул плечами, — а Лев? Да вот же его «амбразуры». На крайняк я добавлю с другой стороны, и придет вам, ребята, полный абзац!»