Огюст Бланки - [85]

Доманже приводит свидетельство другого министра 1839 года, Луи де Мельвиля, который заявил в, 1874 году, что Бланки дал свои показания, будучи больным, в момент слабости. Доманже присоединяется к мнению Шере-ра-Кестнера, сидевшего в тюрьме Сент-Пелажи вместе с Бланки: «Невероятно, что Бланки «предал» в точном смысле этого слова, но его болезненное состояние лишило его сознания опасных последствий своих действий».

Доманже так заключает свой анализ: «Бланки революционной легенды будет, возможно, не столь идеален; но реальный Бланки предстает в действительности таким, каков он был: энергичный и целеустремленный борец, который если и сгибался, ослабевал в какой-то момент — как Бакунин, как другие великие революционеры, как все смертные жалкие существа, какими мы являемся, — вновь обретал силу, выпрямлялся и продолжал свои вызывающие восхищение усилия в борьбе за освобождение эксплуатируемых».

Но Доманже продолжал свои исторические исследования и через 23 года опубликовал новую книгу «Политическая драма 1848 года», в которой содержится вся история «документа Ташеро». На этот раз он приходит к убеждению в невиновности Бланки. Он делает такой вывод не на основании каких-то новых сенсационных документов, а в результате более тщательного анализа прежних фактов. Он в особенности подчеркивает, что сведения бывших министров Луи-Филиппа не могут быть приняты на веру. Нельзя было также ожидать, чтобы Дю-шатель, злейший враг всех революционеров, мог бы оправдать Бланки. Поэтому революционер поступил правильно, не обратившись к нему за оправданием. Доманже приходит к заключению, что главный источник, на основании которого были составлены «показаниия» Бланки, — тайные донесения Ламьесана. Вместе с 'гем он не отрицает того факта, что Бланки в октябре 1839 года встречался с Дюшателем.

Академик Алэн Деко, автор последнего крупного исследования жизни Бланки, вышедшего в свет в 1976 году, в свою очередь, тщательно изучил дело Ташеро. Он, безусловно, положительно относится к Бланки, восхищается им как подлинным воплощением революционной страсти, показывает в качестве самого выдающегося деятеля французского революционного движения XIX века. Но он приходит к твердому выводу, что встречи Бланки с Дюшателем действительно происходили. Однако он не считает, что Бланки представил министру свои письменные показания. И это совершенно верно, ибо между ними происходили лишь беседы, содержание которых Дюшатель, видимо, потом изложил письменно. Деко пишет: «Не на основании ли заметок Дюшателя и был составлен материал, который превратился в документ Ташеро? Не оказался ли он скомбинирован с другой полицейской информацией, с данными, полученными следствием на процессе Барбеса и его друзей и, быть может, с докладами Ламьесана? Это возможно и — скажем прямо — вероятно. Отсюда явно разнородное содержание документа».

Упоминание о Ламьесане заставляет несколько отклониться и коснуться роли этого субъекта, который был одним из пяти членов комитета, стоявшего во главе «Общества времен года». В 1857 году, когда Бланки, как обычно, находился в тюрьме, его мать получила письмо от одного из старых товарищей сына, Виктора Бутона. Он выражает ей сочувствие и утверждает, что любые попытки набросить тень на Огюста тщетны, что найдутся люди, которые смогут полностью оправдать его. Он, в частности, пишет:

«Я прошу Вас, мадам, передать Вашему сыну, которого Вы так нежно любите, что если когда-нибудь потребуется мое свидетельство, то я скажу следующее:

Я узнал от одного бывшего префекта, что автором документа, опубликованного Ташеро и приписываемого Бланки, является не Бланки. Этот документ, сказал мне префект, написан в канцелярии полицейской префектуры для процесса по делу 12 мая на основании ежедневных записей, которые вел один агент, который был приставлен к Бланки и Барбесу и вместе с ними руководил секретными обществами. Его имя — Ламьесан...

Если меня вызовут в суд для дачи показаний, то я смогу это подтвердить и, если потребуется, назову имя этого префекта, сообщившего мне все сказанное».

Это письмо было опубликовано впервые в 1910 году. Установили и имя префекта — Габриель Делессер. Что касается Ламьесана, то еще при его жизни много раз возникали подозрения в его связях с полицией. К сожалению, окончательно его роль вскрылась слишком поздно.

По мнению Деко, «документ Ташеро» не являлся разоблачением каких-то тайн, важных для властей. Они почти ничего от него не получили. Просто, как заметил еще Прудон, Бланки слишком рано начал создавать историю событий, в которых он участвовал. Ничего хорошего от разговоров с Дюшателем не получил и сам Бланки.

В таком случае для чего же понадобились эти встречи? Ни о каком «предательстве» или стремлении Бланки облегчить свою участь речи быть не может. Министр услышал то, что по кускам, обрывкам, частям было уже известно. Бланки лишь рассказывал об этом же, но в исторической последовательности событий. Не было также и проявления какой-то «слабости» со стороны Бланки, что предполагал Доманже. Быть может, инстинкт самосохранения побуждал его сделать что-то ради спасения от гильотины? Но ведь на самом судебном процессе он даже отказался от защиты, предпочитая смерть бесчестью. Он вел себя как сильный и смелый человек, ни в чем не поступающийся своими принципами.