Огромный бриллиант - [36]

Я качаю головой.

— Ни одной мысли о дружбе, потому что единственное, о чем я мог думать — насколько сладки твои губы на вкус, — шепчу я, и беспокойство в ее глазах сменяется искрами возбуждения. Ее грудь поднимается и опускается, словно каждый вздох полон предвкушения того, что будет дальше.

Я обхватываю ее лицо ладонями, склоняюсь к губам и целую.

Словно дразню. Мягкий, затяжной, сводящий с ума — этот поцелуй будет именно таким, как я и обещал. Я касаюсь ее, пробуя на вкус, словно ставлю свое клеймо, а затем скольжу языком между этими красными, жаждущими губами. Я стону, когда ее язык встречается с моим.

Это не первый наш поцелуй, но впервые мы не собираемся останавливаться на этом. Это поцелуй, который сократит дистанцию.

Ее груди упираются в ткань рубашки, и скоро — очень скоро — я собираюсь встретиться с ними. Я близко познакомлюсь с этой великолепной грудью, а затем настанет то сладкое время, когда каждый миллиметр ее тела будет моим.

Вот такой поцелуй. Дарящий предвкушение того, чем все это закончится.

Ею.

Много раз.

Разорвав поцелуй, я провожу большим пальцем по ее верхней губе, будто помечая эту территорию, как свою.

У нее вырывается неудовлетворенный стон.

— На вкус ты, как вишневая конфета и текила… и желание, — говорю я и опускаю руку на ее шею, пробегая пальцами по мягкой, нежной коже. — И теперь, попробовав на вкус твои губы, я хочу вкусить всю тебя. Хочу знать, как ты выглядишь голой. В последние несколько дней я постоянно представлял себе это.

— Тогда раздень меня, — говорит она с мольбой.

— Ну, раз ты так просишь, — говорю я, переходя на шепот, попутно расстегивая на ней рубашку — пуговицу за пуговицей. Я опьянен сознанием того, что не просто увижу ее грудь, но и прикоснусь к ней, почувствую ее, смогу поцеловать. От предвкушения пульс зашкаливает, и стук моего сердца слышен, кажется, на всю квартиру. Я хочу запечатлеть этот момент в памяти. Никогда не забуду, что чувствовал, снимая рубашку с Шарлотты.

Она облизывает губы. Ее глаза горят, тело дрожит. Она как прекрасная птица, запертая в клетке и желающая вырваться на свободу — с трепещущими крыльями и колотящимся сердцем.

Я хочу стать ее единственным освободителем. Позволить вырваться и воспарить к небу.

Очередная пуговица расстегнута, и пальцами я провожу по округлости ее груди. Она задыхается, а у меня вырывается стон. Мы оба улыбаемся. Здесь даже не требуется умения читать мысли, чтобы понять — ей нравятся мои прикосновения не меньше, чем мне самому.

И даже наблюдая, как ее грудь постепенно обнажается передо мной, я не спешу распахивать рубашку. Жду, когда каждая проклятая пуговица будет расстегнута. Жажду того момента, когда моему взору откроется ее обнаженная красота, потому что знаю заранее — это будет самое великолепное в мире зрелище.

Подбираясь к последней пуговице, я провожу пальцем вниз по ее нежной плоти, и она мурлычет.

Пуговица выскальзывает из петли, и я делаю шаг назад, чтобы посмотреть на Шарлотту.

Я совершенно сражен женщиной, стоящей передо мной. Она всегда была красивой, но здесь, сегодня, в лунном свете, проникающем через балкон и освещающем ее, стоящая у белой стены гостиной, это больше, чем просто красота.

Она ангел, пришедший согрешить со мной.

Моя рубашка наполовину распахнута на ней, полностью открывая соблазнительную картину, начинающуюся от ямочки на ее горле и идущую через ложбинку между грудями вниз до пупка.

На ней кружевные розовые трусики, низко сидящие на бедрах. Взявшись за воротник рубашки, я легко стягиваю ткань вниз по ее плечам, задерживаясь у ключицы, чтобы оставить легкий поцелуй. Ткань скользит по ее рукам, и я делаю паузы, целуя сгиб локтя и запястье.

Со счастливым вздохом она сбрасывает рубашку, и та падает на пол. В груди вспыхивает небывалый огонь, пока я пожираю ее глазами. Боже мой, раздевать ее — как разворачивать подарок рождественским утром.

Развязать бантик, открыть упаковку и обнаружить внутри что-то гораздо лучшее, чем то, о чем мечтал.

Она небесной красоты.

Круглые полные груди, увенчанные твердыми вздернутыми сосками. Плоский и мягкий живот и стройные бедра, молящие о моих прикосновениях, жаждущие, чтобы я схватился за них, пока буду погружаться в нее. Мой член становится тверже стали, когда представляю себе эту картину — я скольжу в нее, мои руки на ее бедрах.

Но сейчас на первом месте ее груди, и они немедленно заполучат все мое внимание. Поднимаю руки и обхватываю их ладонями. От моих прикосновений она снова стонет и откидывает голову назад.

— Хочешь знать, о чем еще, совсем не дружеском, я мечтал? — говорю я, рыча возле ее уха и поглаживая мягкую плоть вокруг ее сосков.

— О чем? — спрашивает она, и ее голос становится выше в ответ на движения моих рук.

— Мне было интересно, понравится ли тебе ощущать мой рот на твоей груди так же, как понравится это мне, — я отклоняюсь назад, заглядывая ей в глаза. — Думаю, ты хочешь проверить?

Она быстро кивает. Такое безрассудство посылает горячие искры вниз по моей спине. Ее ответ, словно мечта, и я хочу, чтобы именно это она и почувствовала — ночь со мной будет лучше, чем она могла себе представить.