Ограбление по-русски, или Удар « божественного молотка» - [17]

– Арбатов, возьми, блин, еще пару литров водки, а потом пойдем к тебе на дачу.

Я соглашаюсь, мы заходим в магазин и покупаем два литра водки. А еще через пять минут я пытаюсь открыть входную дверь небольшого домика. Ключ не хочет попадать в замок или замок уворачивается от ключа. И зачем я так много выпил? Сидоров ждет три минуты, отбирает у меня ключ и легко открывает дверь. Мы входим в дом, я ставлю дипломат на пол и вдруг спрашиваю Сидорова:

– Слава, а ты не хочешь заработать миллион?

– Хочу, – отвечает Сидоров. – За лимон я убью и президента... какой-нибудь компании, голыми руками, блин.

Я включаю свет, а Сидоров подходит к столу, ставит на него бутылки, потом вытаскивает из шкафчика стаканы, а из холодильника тушенку, квашеную капусту и говорит:

– Банкет продолжается, господа присяжные заседатели, блин, но командовать парадом буду не я.

– А кто будет? – спрашиваю я.

– Ты, потому что ты хозяин. Или замхозяина.

Сидоров наливает по полстакана водки, берет свой, теперь уже звонко чокается с моим и говорит:

– Арбатов, ты хороший мужик, блин, но за такую маленькую зарплату я не буду пилить твои дрова.

Я улыбаюсь:

– Слава, ты тоже отличный человек, и я заплачу тебе полмиллиона баксов.

Сидоров тоже улыбается:

– Арбатов, да ты совсем кривой, блин, полмиллиона баксов ты заплатишь ключнику Петру за пропуск в рай, блин, а мне хватит двух литров водки в сутки. С закуской, конечно. Надо затопить печь, у тебя тут не Африка.

Сидоров кажется мне прекрасным человеком, так что почему бы с ним не поделиться? Я говорю:

– Слава, у меня в дипломате алмазы на два миллиона долларов – случайно повезло, – и если их удачно продать, то хватит на четверых.

Сидоров интересуется:

– А кто третий и четвертый?

– Моя жена Александра и любовница Александра. Да! И еще мама пятая.

– Арбатов, ты, пьяный, смешнее, блин, чем мой отец: он после второго стакана предлагает издать мои стихи в Америке и сделать из меня второго Бродского.

– А кто твой отец?

– Да никто, пенсионер нищий, получит пенсию, блин, пропьет ее за четыре дня, а потом ходит и собирает пустые бутылки. Давай-ка лучше выпьем, миллионер хренов.

Мы чокаемся, выпиваем, закусываем, и я говорю:

– Слава, ты не обращай внимания на то, что я выпил лишнего, я не брежу и говорю совершенно серьезно: у меня в дипломате алмазы из Сибири, и именно за них бились бандиты тогда перед домом, а один из них с дипломатом ухитрился прыгнуть на мой балкон и там умер, ну, а его труп ты помогал мне перетаскивать на балкон Галкина.

Сидоров перестает улыбаться и спрашивает:

– И что же, этот дипломат сейчас здесь?

– Да, – радостно отвечаю я. – Я об этом тебе и толкую, мне ужасно повезло, а ты прекрасный человек, и я хочу с тобой поделиться, и ты сможешь издать свои стихи в Америке.

Абсолютно трезвый Сидоров говорит:

– Арбатов, это не похоже на розыгрыш, блин. Два лимона баксов – это такая охеренная сумма, за которую и Христос бы продался, но ему столько никто не предлагал. Давай-ка выпьем за эту тему, а потом откроем дипломат и посмотрим на алмазы. Я никогда их не видел, блин, два лимона баксов – это же суперсумма.

– Давай, – соглашаюсь я.

Сидоров наливает по полному стакану, как-то странно смотрит на меня и спрашивает:

– А ты, блин, не боишься, что я тебя убью?

Взгляд Сидорова становится пронзительным, он пригибает меня к земле. Маленький и щуплый Сидоров вдруг преображается в большого и грозного мужчину-зверя, в леопарда, готового прыгнуть на меня, прыгнуть и убить. Ощутив опасность, я перестаю улыбаться и отвечаю:

– Боюсь и поэтому отдаю дипломат тебе, а мне, если честно, деньги не нужны, мне вполне хватает зарплаты токаря, и мои Александры не привычны к большим деньгам.

Взгляд Сидорова смягчается, и он спрашивает:

– Арбатов, а ты что, альтруист, блин, что ли?

– Наверное, – пожимаю я плечами.

Сидоров окончательно становится прежним и говорит:

– Тогда я не буду тебя трогать, блин, и дам тебе десять тысяч баксов. Арбатов, это же огромная сумма, и ты сможешь не работать, а я, блин, поеду в Египет, не люблю я морозов России. Арбатов, пьем до дна за удачу, которая подставилась мне, блин, чтобы я ее поимел. Ха-ха-ха! Это колоссально, блин!

Мы чокаемся, выпиваем до дна (я впервые пью водку полными двухсотграммовыми стаканами), закусываем квашеной капустой, и Сидоров идет затапливать печку, потому что не любит морозов России. Вообще-то я тоже не очень люблю промерзлые помещения, где во время разговора изо рта идет пар, а у нас этот пар идет постоянно. Но я сейчас не способен на какие-либо действия, поэтому затапливает Сидоров. Он заталкивает в печь пачку старых газет, набивает до отказа дровами (с прошлого года осталось еще немного колотых дров), так что некоторые поленья торчат наполовину, и пытается поджечь, но у него ничего не выходит.

– Хреновая печка, блин! – ругается он.

Вообще-то эту печку я клал своими руками. Пять лет назад мама попросила меня найти хорошего печника, чтобы тот сложил печку в ее новом дачном домике, я нашел, привез его к месту работы, но допустил маленькую оплошность – налил ему стакан водки не после работы, как положено у всех печников – за первый дымок, а перед, потому что у Гаврилова (печника) так сильно тряслись руки, что он не попадал мастерком с глиной на кирпич. Гаврилов водку выпил, и руки его через минуту перестали трястись, зато стали подгибаться ноги, так что он сел на пол и сообщил, что в ближайшие четыре часа его тело не сможет работать, зато будет работать его умнейшая головушка, где скрыта вся ценная информация о печном деле. Короче, Гаврилов руководил, а я делал небольшую печь и к вечеру ее закончил и выпил сто пятьдесят граммов за первый дымок. Вместе с Гавриловым, конечно, который отказался даже от денег за информацию о печном деле.