Ограбление казино - [37]

— Но свалили вы оттуда нормально, — сказал Фрэнки.

— Ну, — кивнул Расселл. — Доехали с Кенни до Орландо, сожгли машину эту блядскую. Кенни, блядь, чуть с собой не покончил. Заехал в такую апельсиновую рощу, да? Свернул с грунтовки, там такой проселок типа был. В общем, за рулем был Кенни. Выходит, сует тряпку в бензобак, кончик свешивает, чтоб все пропиталось, потом вытаскивает, расстилает на крыле и поджигает. Ебаная эта колымага возьми и сразу взорвись. А он-то сцепление не выключил, понимаешь? Его на жопу-то и сшибло — она на заднем ходу была. Ухорез, бля. Встает. «Ладно, — говорит, — это я вторую работу так проебал. Надо еще раз, только теперь я найду чувака, который соображает». А у самого, у Кенни-то — ни бровей, елки-палки, да и волос на голове немного осталось.

— А тачка что, — спросил Фрэнки, — в розыске?

— Не-а, — ответил Расселл. — Это Кенни тачка была. Только нахуй такая лайба, если в ней больше двух дней собаки тусили? Нахуй низачем. Это как в хезнике ездить. В общем, у Кенни она на сестру записана, она легавым позвонила в тот день, когда мы доехать должны были, сказала, что угнали. А оттуда мы выехали в среду. Видал бы ты этих гондонов, когда они тебя в аэропорту шмонают, когда они нас с Кенни увидали. Думал, у них шнифты повылазят. Через воротца четыре раза нас ходить заставили. А потом один там был, не знаю, новенький или что, там ему нас обхлопывать пришлось. Ему потом, наверно, отгул до вечера дали. «Вы нас в самолет-то пустите, в конце концов, — сказал им Кенни, — правда?» Они на него смотрят. «Мистер, — один отвечает, — если на вас нет оружия, можете лететь. Только в багажном отсеке, будь на то моя воля». С нами рядом никто не садился. Мы в самом конце летели, так там одна стюардесса была, как подойдет к нам, так пялится так, точно никогда ничего подобного не видела. «Вы до самого Бостона летите? — спрашивает. — В Вашингтоне выйти не хотите, нет?» Кенни попался. «А в Вашингтоне останавливается? — спрашивает. — Я в Вашингтоне не был ни разу». А мы там нигде не садились, понимаешь. «Нет, — отвечает она, — но если решите выходить, я повлияю на капитана как смогу, он против не будет, я уверена». А чувак с автобуса из Нью-Йорка, — продолжал Расселл, — я оттуда на автобусе приехал, да? Чтоб не шмонали с таким грузом. Так я думал, он меня на крыше повезет. Я, блядь, просто рухнул, когда туда сел, ох, блин. Никогда в жизни так не уставал.

— Херово ты выглядишь, это да, — сказал Фрэнки.

— Ну, — кивнул Расселл. — А самая хуйня, что я неделю где-то на ногах, понимаешь? А вчера ночью там мне вообще спать нельзя было, только пришлось, иначе я бы взял и свалился. Надо шевелиться, пока не закончу. Я думал, утром чувака увижу с другой дрянью, но поднять его не смог.

— А дрянь не скинул? — поинтересовался Фрэнки.

— Скинул… — промолвил Расселл. — Скинешь ее, как же. Я еще не нарыл. Не могу, наверно, не смогу толкнуть до вечера сегодня, в общем, когда с ним увижусь и все дела. Я знаю где. Могу достать, а с собой у меня нету.

— На автостанции, — сказал Фрэнки.

— Нафиг, — ответил Расселл. — Я знаю где.

— Ты просто мудило, — сказал Фрэнки. — Ты знаешь, что ты мудило? Ты чем, бля, рискуешь, они ж забудут, что сажают тебя за эту дрянь, когда заметут. Тебя посадят за то, что ты ебанутый на всю голову.

— Ты про это мне начирикаешь, когда я драхмы сращу, — сказал Расселл.

— Расс, — сказал Фрэнки, — тут весь город пересох, он так уже недели три-четыре. По аптекам больше народу с пушками бегает, чем раньше. Голдфингера замели, и дело с концом. На этой неделе свинтили трех чуваков с вагонами дури, елки-палки. Как только слух пойдет, что у кого-то что-то есть, у всех же крыши посносит. В этом городе больше мелодии, чем в ФБР, елки-палки. Сбрасывай, Расс. Пусть кто-нибудь другой стольник мотает, пусть его лучше метут.

— Пока не сращу, нет, — ответил Расселл. — Слушай, я влез в это, тут больше двенадцати кусков, да? Я чуваку выставляю, быстро, и если не сращу, что мне будет? Мне будет, даже с тем, как оно сейчас все, не больше пятнадцати-шестнадцати. Я это подымаю на ступеньку выше, я могу срастить на целую ступеньку выше с тем, что мне перепадает, толкну двум чувакам и получу двадцать пять.

— Глупо, — сказал Фрэнки. — Пиздец глупо. Это штука долларов за год.

— Слушай, — сказал Расселл. — Мне такого не надо, дебилом выставляться. Сам же знаешь, вы с Хорьком. Хорек-то знает, по крайней мере. Может, ты по-прежнему думаешь, мы умно поступили, когда сделали. Ты такой же тупой, как я. Ты просто приходишь такой и по шерстке мне, а я на любую хуйню иду, чтоб ты ни придумал. А фигня вся в том, что ты и я — мы с тобой разные. Когда тут все кончится, я в завяз, хватит хуйней ради ребят маяться. Я, может, хуйней за себя маяться буду, и если меня потом повяжут — ладно, по крайней мере я это за себя. А это в том смысле, что все форцы, блядь, мне останутся. И Хорьку нихуя больше не надо давать за то, что он такой умный и видит, какой я дебил.

— Красиво срослось, — сказал Фрэнки.

— Ну да, — кивнул Расселл. — Заебись тортик. Нас, конечно, заказали и все такое, но срослось красиво. У нас с тобой к тому же разные представления о красоте.