Ограбление казино - [17]

5

В пять минут третьего пополудни серебристый «торонадо», черная виниловая крыша, род-айлендский номер «651 ар-джей», проехал по Бойлстон-стрит и, плавно свернув на крайнюю правую полосу, пристроился перед изумрудно-белым «флитвудом», незаконно прибившимся на стоянку перед пабом «1776». Остановился «торонадо» напротив «Бригамз» — в одном корпусе от перекрестка с Тремонт-стрит.

Джеки Когэн в куртке из рельефной замши выронил «салем» на тротуар, наступил на окурок и сел в «торонадо». Захлопнул дверцу. Не взглянув на водителя, сказал:

— Бери вправо и пару кварталов.

На водителе была светло-серая рубашка из шотландки. И очень длинные белые волосы. Он выжал гидраматику.

— Не к суду, я понимаю? — уточнил он.

— Не, — ответил Когэн. — Просто здоровая яма. Вся строительная братия — только и всего. Там их обычно трое-четверо, сидят в машинах, греются. Не думай.

Водитель повернул направо по Тремонту.

— Очень переживал, — произнес он. — Когда я сказал, что позвонил, и Диллон велел с тобой увидеться, он очень разволновался. Как мужик?

— Не годится, — ответил Когэн. — Пришел в понедельник, три недели его не было, и приходит в понедельник, просит, чтоб другой парень его заменил. Во вторник-среду его, по-моему, вообще не было, а вчера позвонил, говорит: тот, кто его подменял, не может, пусть я кого-нибудь еще найду. Ну я и нашел. Сегодня его тоже нет. Говорят, врач сказал, не надо напрягаться, он в больнице пролежал больше двух с половиной недель, а если не будет напрягаться, на этой неделе все будет в норме. В общем, он ходит, но выглядит паршиво, я его видел — вчера видел его. В руку ему еще сандалят, он говорит, что напряжно от этого все равно, курить бросил, а лучше б, наверно, не бросал. Говорит, ему в грудь как ножом засаживают.

— Наверно, значит, какое-то время не сможет ничего тягать, — сказал водитель. Он остановился на красный на перекрестке с Нилэнд-стрит.

— Сейчас-то не может точно, — сказал Когэн. — Я думаю — лично я думаю, мужику очень фигово. Он же всегда, знаешь, как ни увижу его, он вечно ноет, как ему паршиво и прочее, то желудок беспокоит, а если не одно, так что-нибудь другое. А вот теперь точно свалился, это сразу видно, потому что ничего не говорит вообще, если только не подойдешь и не спросишь, но даже так ему рассказывать не в жилу. Думаю, допереживался.

Светофор мигнул, и «торонадо» миновал перекресток, а водитель сказал:

— Он мне сказал, когда услыхал, что, если Диллон не сможет, я должен поговорить с парнем, которого он прислал.

— Доедешь до кино, вон, — сказал Когэн, — видишь? Бери правее, там машину поставить можно.

— Это ты? — спросил водитель.

— Диллон сказал, где ты будешь и чтоб я там был и ждал тебя, — сказал Когэн. — Я обсмотрел все вокруг — не увидел больше никого, кто б мог туда прийти с тобой повидаться. А ты?

Водитель поставил «торонадо» за розовый «тандербёрд».

— Пару вечеров назад Марка Трэттмена потрясли, — сказал водитель.

— Слыхал, — отозвался Когэн. — Где-то пятьдесят три куска взяли?

— Ну, — ответил водитель, — скорее около полтоса. Два щегла.

— Ага, — сказал Когэн.

— Ты или Диллон что-нибудь про двух щеглов слыхали? — спросил водитель.

— Земля слухом полнится, — ответил Когэн. — Я слыхал, например, они в масках были.

— Точно, — подтвердил водитель.

— Поэтому, — сказал Когэн, — может, и не щеглы.

— Волосы длинные, — сказал водитель. — Люди видели, с-под низу торчали.

— Послушай, — сказал Когэн, — у меня теща болеет, нам к ней в воскресенье надо было ехать проведывать, поэтому, само собой, и в церковь пришлось, чтоб ворона ничего плохого не заподозрила. У попа там тоже длинные волосы были, елки-палки. Они парики могли напялить или как-то. Поди узнай.

— Так, — сказал водитель, — а одеты они были, как щеглы. В джинсовке, и воняло зверьем от них, Трэттмен говорил.

— Трэттмен говорил, — сказал Когэн. — Да от кучи народу воняет, послушай.

— Еще Трэттмен говорил, — сказал водитель, — у того, кто разговаривал, голос совсем пацанский.

— Трэттмен говорил, — повторил Когэн.

— Насколько я знаю, — сказал водитель, — у Трэттмена со слухом порядок. Да и с носом, и со всем остальным.

— Не-а, — сказал Когэн. — Ничего такого я все равно не слыхал.

— Но потом, само собой, когда я с ним разговаривал…

— Ты разговаривал с Трэттменом? — спросил Когэн.

— Нет, конечно, — сказал водитель. — Трэттмен позвонил Кангелизи, ему передали, и только потом я с ним поговорил.

— А, — сказал Когэн.

— Это важно? — спросил водитель.

— Может, и нет, — ответил Когэн. — Мне просто интересно стало, с чего это Трэттмен решил тебе позвонить. Я б не стал.

— Но я же с ним разговариваю, — сказал водитель.

— Ага, — сказал Когэн. — А я нет, и тебя я не знал — знал, конечно, что есть кто-то, но раньше никогда в жизни о тебе не слыхал. Забавно просто показалось, вот и все.

— Ну, я с ним не разговаривал, — сказал водитель. — С Трэттменом. Но парой слов мы перекинулись вчера вечером и сегодня утром тоже.

— Значит, никто, — сказал Когэн, — никто на самом деле с Трэттменом об этом не говорил.

— Один Кангелизи, — сказал водитель. — Трэттмен позвонил ему оттуда, но не дозвонился, жену только разбудил и всяко-разно.