Оговор - [6]

Ралчев почувствовал, как следующий вопрос буквально застыл на губах его начальника. И после секундного колебания тот все же спросил:

— Вы сказали — терпеливая. Почему терпеливая? Что означает для вас это слово?

— Просто терпеливая, — тихо ответила Роза. — Терпеливая и невзыскательная. Она могла бы вынести все…

— А что ей нужно было выносить? И терпеть?

Девушка несколько озадаченно посмотрела на Димова:

— Не понимаю, что вы хотите сказать…

— Извините, я говорю о вашем отце… Вы ведь о нем думали? Его ей приходилось терпеть?

На какое-то мгновение в глазах Розы вспыхнуло негодование.

— Мой отец — исключительно порядочный человек! — сдержанно ответила она.

— Понимаю вас, но это порой не мешает супругам постоянно ссориться. Не досаждал ли он в последнее время чем-нибудь вашей матери?

— Отец? — Роза широко раскрыла глаза. — Нет, никогда!

— Даже не повышал голоса?

— Да что вы! — искренне удивилась Роза. — Я вообще не помню случая, чтобы отец когда-нибудь ругался. Он ни разу не накричал ни на маму, ни на меня. Он очень тихий и кроткий человек.

— Вы уверены в том, что говорите?

— Как я могу быть не уверенной в этом? Ведь еще год назад я жила дома…

— Может быть, за этот последний год…

— Нет, ничего такого не было! — решительно сказала девушка. — И вообще, почему вы задаете мне такие вопросы?

— Буду с вами откровенен. Вот показания ваших теток.

— Глупости! — нервно произнесла Роза. — Они просто выжили из ума… И чем же, по их мнению, отец мог быть недоволен?

— Он подозревал, что жена изменяла ему.

Из широко раскрытых глаз молодой женщины вдруг потоком полились слезы. Димов подождал, пока она успокоится. Выражение его лица свидетельствовало о том, что он уже сожалеет о сказанном.

— Прошу вас, товарищ инспектор, — произнесла наконец Роза, — не оскорбляйте память моей матери. Она была безукоризненной женщиной… Во всех отношениях.

В ее словах звучала категоричность. Димов на мгновение задумался, потом неохотно сказал:

— В таком случае — все. У меня нет больше вопросов. И прошу вас простить меня за беспокойство…

Роза сейчас же встала. Ее плечи, когда она направилась к двери, слегка дрожали. Ралчев чувствовал, что она едва себя сдерживает, чтобы не разрыдаться. Димов заметил расстроенное лицо своего помощника и виновато проговорил:

— Наверное, не стоило ее допрашивать сегодня.

— И я так думаю. Лучше бы после похорон…

— В том-то и дело, что после похорон люди быстро успокаиваются. И становятся осторожными и расчетливыми.

Ралчев молчал.

— Поверь, что это так, — вздохнул Димов. — Когда умер мой отец, мать находилась в эвакуации, в деревне. Бомбардировки, разбитые дороги — отца похоронили без нее. Так она до сих пор не может себе этого простить. И все еще плачет… Только на самих похоронах можно выплакать все сразу.

— Эго правда, — грустно согласился Ралчев.

— Могила — это как бы ворота, через которые человек уходит в некий иной мир. И ты видишь это своими глазами. А иначе тебя не оставляет чувство, что человек просто исчез… И это невыносимо.

Пока они ждали Радева, принесли заключение доктора Давидова. Ничего интересного в нем не оказалось. Судя по тому, что нашли в желудке, убитая, вероятно, обедала в ресторане. И выпила пару рюмок вина.

— В ресторан не ходят в одиночку, особенно женщины, — заметил Димов.

— К тому же женщины не пьют вина в обед, — добавил Ралчев.

— Может быть, появился господин Генов? — Димов едва заметно улыбнулся.

— Ничего удивительного, — сейчас же согласился Ралчев. — Утром она пошла на работу в новом костюме. Если она вообще ходила на работу.

— Это обязательно нужно проверить, — кивнул Димов. — Так или иначе, но этот «некто» был, вероятно, последним, кто видел ее в живых.

Стефан Радев тоже пришел вовремя. Ралчеву показалось, что он еще больше измучен горем, чем в первый день. За одну ночь он словно высох, лицо почернело, взгляд остекленел. Он вошел мягкой и бесшумной походкой, беспомощно огляделся, словно не понимая, где находится и чего от него хотят.

— Садитесь, — сказал Димов. — Куда вам будет удобнее…

Радев тяжело опустился в одно из кресел. Его руки едва заметно вздрагивали, лоб покрылся капельками пота.

— Если вы не в состоянии разговаривать, — предложил Димов, — мы можем перенести встречу на завтра.

Радев помолчал, потом чуть слышно попросил:

— Бы не могли бы дать мне стакан воды?

Когда Ралчев вернулся с водой, Радев, оцепенев, сидел в кресле. Он с жадностью выпил воду и немного пришел в себя. И только поставив стакан, внимательно взглянул на инспектора.

— Товарищ Радев, — начал Димов. — Вы были самым близким для покойной человеком. Я хочу еще раз спросить вас, не знаете ли вы чего-либо, не подозреваете ли кого?

— Нет, ничего не знаю, — глухо ответил мужчина.

— Хорошо… Тогда расскажите, что вы делали вчера. Час за часом, минута за минутой.

Казалось, Радев вообще не услышал вопроса. Он молчал. Молчал долго и тягостно, потом вдруг заплакал. Сначала этот мучительный плач был почти не заметен и скорее походил на какую-то конвульсию. Потом слезы залили его лицо, все тело сотрясалось. Наконец он выпил еще несколько глотков воды и опять успокоился.

— Что тут говорить, товарищ начальник, — с усилием выдавил Радев. — Я убил свою жену.