«Огонек»-nostalgia: проигравшие победители - [41]

Шрифт
Интервал

— Вы пообедаете? — спросила Лапшина неуверенно.

Я посмотрел на Яброва, но тот решительно взялся за плащ.

— Спасибо, Таисия Варфоломеевна, — сказал я. — Мы сыты.

— Ну, может, пивка по стаканчику?

— Да нет, спасибо! — отрезал Ябров.

Ну вот, подумал я, обидели женщину.

Посмотрел на широкую спину морячка. Понятно: честь дороже. Ладно, будем уважать выбор человека. Где-то он теперь плавает?..

10

Работая в «Металлургстрое», мы развлекали себя розыгрышами и мистификациями.

Очередной нашей мишенью стал поэт Василий Журавлев, создатель монументальных полотен о советской действительности. Однажды под рубрикой «Лирические строки» мы пожелали доброго пути его однофамильцу, простому пареньку и — как ни странно — тоже Василию. Так и написали: «Сегодня мы выносим на суд читателей стихи молодого железобетонщика Василия Журавлева».

Придумали ему биографию.

«Родился он в 1937 году в Хакасии. Окончил школу, отслужил. Работал сапожником, но потом жажда нового, неизведанного, собрала его в путь-дорогу… Писать Василий начал уже здесь, на Запсибе. Мечтает поступить в литературный институт. Его стихи подкупают непосредственностью чувств. Правда, зачастую они подражательны. В них чувствуется влияние поэзии его однофамильца, большого советского поэта Василия Журавлева, автора поэм „Енисейская новь“ и „Весна коммунизма“. Но впереди — годы упорной учебы. Доброго тебе пути, Василий!»

Предпослав прозрачное напутствие нашему фантому, особо обратив внимание на год его рождения и на влияние на его стихи его маститого однофамильца, мы предложили на суд читателей такое стихотворение.

Наш народ
Упорно идет вперед.
Сегодня бетонщик я —
Завтра на Марс полечу.
Любое дело
Мне по плечу.
Вижу: работать идут
Шеренгой мои друзья.
Мы — вдохновенный труд.
Все мы — одна семья.
Первый колышек
забивал
Здесь старший товарищ
мой.
Сегодня он в рядах
запевал.
И мне говорит он:
— Пой!

Нам показалось этого мало. Не достаточно убедительно просматривалась связь с поэзией однофамильца. Тогда мы создали еще один шедевр железобетонщика Василия Журавлева.

Молчаливы и грубы
Красноярские «Столбы».
Чу! То ль песня,
то ли плач?..
Под сосной сидит косач.
Даже птицам не до сна —
Разлилась кругом весна.
Вдалеке во всей красе —
развесенний Енисей.
А над ним горят огни —
Это ночи, это — дни.
Это — новая весна.
К ней шагает вся страна…
Молчаливы и грубы
Красноярские
«Столбы».

Вот теперь, подумали мы, достаточно.

Бдительный Шамин ничего не заметил, никакого подвоха. Но обиднее всего было то, что и московский классик молчал — наверное, ему понравились стихи молодого железобетонщика 1937 года рождения (а мы постарались, чтобы газету Журавлеву доставили).

Владимир Леонович, автор мистификации, загрустил и, уже всерьез, написал мрачное послание, которое я храню с его автографом.

Как в сказке,
Чересчур зловеще
зло прошлых лет. Оно — как диво…
Куда реальнее и резче
сегодняшние рецидивы
и скромные переизданья
того, что низменно и подло.
Малейшие напоминанья
больней того, о чем мы помним.
Они подтекста и значенья
исполнены…
Крепись, художник:
новейших зол предощущенье —
вот что воистину безбожно!

Я ответил ему зарисовкой, выражавшей мое настроение.

За окном посеревший, побитый,
Как арена потрепанный
мир.
Не дождаться мне в нем
Аэлиты.
Как слезами,
дождями залиты
крыши.
Рвутся антенны в эфир.

И кажется, поставил точку на собственном поэтическом творчестве.

11

Однажды я получил письмо от живого классика. От писателя-сатирика Леонида Ленча. Мы были знакомы еще в Москве. Я побывал у него по протекции моей тетки, показал ему стихи. Ленч, интеллигентный человек, посоветовал мне перейти на прозу. А его жена, московская писательская барыня, популярно объяснила выгоду такого перехода.

— За рассказ, если его напечатают, вы получите 300 рублей. А за стихи? Ну подумайте, сколько вы получите вот за этот свой стишочек? — Лиля Борисовна поморщилась.

Ленч смотрел на меня, уезжавшего в Сибирь, как на героя. В сердцах он, от полноты чувств, пообещал приехать в командировку — писатель должен изучать жизнь! Я наивно поверил и, спустя время, написал ему письмо, сообщил адрес и изложил два-три сюжета, кое-какие истории, услышанные на стройке. Я писал, что в одной из бригад — как раз в бригаде Игоря Ковалюнаса — объявилась некая Рая Бурова, существо совершенно необычное — убежала из семьи сибирских кержаков, то есть староверов, из-под Салаира, словом, из мест экзотических, где на «железном заводе» ковали для всей России кандалы и куда в тех кандалах и ссылали. Я живописно обрисовал заимку в тайге, угрюмых старцев, суровые порядки и гордую и непокорную красавицу-сибирячку, в одиночку противостоящую патриархальной старине.

Письмо так взволновало столичного классика, что он всерьез решил: надо ехать в Сибирь. Он посылал мне письма с запросами — что взять с собою, есть ли гостиница и аэропорт?

Наконец, было намечено время приезда.

И вот в один из летних дней мы привезли Ленча к нам в редакцию. Посадили на стул посреди комнаты и долго разглядывали его, как заморское чудо. Он был в светлом плаще, гладко выбрит, улыбался зубастым ртом и тоже с интересом разглядывал нас.

Ябров принес новенькие кирзовые сапоги и свежие портянки.


Еще от автора Владимир Владимирович Глотов
Оглянись. Жизнь как роман

Можно сказать, эта книга — для амбициозных мужчин, полагающих, что не зря коптят небо. Оглянись! — говорит такому человеку автор. — Попытайся понять свое прошлое. Где идеалы, где твои мечты? Туда ли ты забрел? Не потерял ли по пути друзей и любимых женщин?


Рекомендуем почитать
Пока не выпал дождь

Новая книга «лучшего английского романиста наших дней», как назвал Джонатана Коу его коллега Ник Хорнби, — это сложная и запутанная история. В скрытом от людских глаз особняке умирает Розамонд, прожившая долгую и полную секретов жизнь. Наследникам она оставляет коллекцию старых фотокарточек и несколько магнитофонных кассет — свою историю. Слепая девочка, растворившаяся во времени, ее странная мать и необузданная бабушка — Розамонд описывает, как их жизни переплелись с ее собственной, пытаясь в последние свои часы разгадать тайну их желаний и побуждений.


Мошки и пушинки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Грозовая ночь

Арон Тамаши — один из ярких и самобытных прозаиков, лауреат государственных и литературных премий ВНР.Рассказы, весьма разнообразные по стилистической манере и тематике, отражают 40-летний период творчества писателя.


Корень и дикий цветок

Арон Тамаши — один из ярких и самобытных прозаиков, лауреат государственных и литературных премий ВНР.Рассказы, весьма разнообразные по стилистической манере и тематике, отражают 40-летний период творчества писателя.


Неофициальная история крупного писателя

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Восьмицветные облака

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.