Огонь в темной ночи - [25]

— Правильно сделала, доченька. Мне бы хотелось сейчас послушать хорошую музыку, но, если они проснутся, пропал наш праздник.

Он пошарил в шкафу в поисках чего-нибудь вкусного. Однако там оказалась лишь жареная рыба и оставшиеся от обеда тефтели. Отец ел, не сводя затуманенных глаз с бутылки вина. Мариана заметила его жадный взгляд. Она видела, что ему мучительно хочется выпить глоток вина. Он не поддавался соблазну, потому что, не желая ронять себя в глазах жены и детей, никогда не пил дома, хотя для него не было тайной, что все они знают, как он наверстывает упущенное в грязных кабаках. И все же дома, при детях, он скрывал свой порок. Мариана видела, какие неимоверные усилия он прилагает, пытаясь отвести глаза от бутылки, но та, такая близкая и доступная, притягивала его, как магнит. Внезапно он с раздражением налил себе воды из кувшина в большой стакан, расписанный голубыми цветами, и выпил, морщась от отвращения.

Мариана подошла к двери и прислушалась, опасаясь, что мать, подкравшись своими неслышными шагами, застанет их врасплох. Она уже представляла себе ее крик: «Ах ты пропойца! Мало ты, что ли, набираешься там, в кабаках!»

— Ты уже поел, папа?

— А ты что, торопишься?

— Тороплюсь. Пошли, я провожу тебя наверх.

— Нет, я еще немного побуду здесь. Иди одна.

Она понимала, что ему не терпится хоть на минуту остаться одному и отпить из бутылки. Всего глоток, чтобы никто не заметил, что вина стало меньше.

Мариана поднялась к себе в комнату, перешагивая через две ступеньки; на площадке второго этажа она услышала, как брат кашляет и стонет во сне; мрачные тени обступили ее со всех сторон. Тени, похожие на руки, сдавили горло.

Она ничком бросилась на кровать, скомкав простыни, и долго пролежала так без движения, пока нервы ее не успокоились.

VIII

Задолго до того, как председатель общего собрания студентов, один из самых уважаемых ветеранов, объявил заседание открытым, в зале Ассоциации, на лестницах и в коридорах царило необычное оживление. Незнакомые между собой студенты смотрели друг на друга как на возможных противников на собрании, когда каждая из группировок станет вопить во весь голос, выдвигая свои доводы, пока жаркие споры не завершатся на улице, в таверне, в кафе, посреди тротуара, а то и в тюремной камере, ведь потасовка тоже являлась одним из способов восполнить недостающие аргументы.

Когда Жулио и Зе Мария вошли в зал, он был уже переполнен. Одни студенты уселись на подоконники, другие, более предприимчивые, влезли на пожарные лестницы, ведущие на чердак.

Представитель ветеранов стукнул кулаком по столу, и морщины, пролегающие у него от носа к губам, проступили так явственно, будто они были нанесены гримером, стремившимся получше передать сердитое выражение лица.

— Коллеги! — И удар кулака снова обрушился на стол, заставив задрожать его хрупкие ножки. — Мы собрались здесь, чтобы обсудить проблему, которая, хоть и кажется на первый взгляд несущественной, может, однако, потрясти основы нашей студенческой жизни. Мы собрались здесь, чтобы протестовать против позиции тех питомцев университета, которые поддержали зловредную акцию сосунков-лицеистов, направленную против традиций. Ох уж эти сосунки, хуже чумы! У нашей Академии есть традиции, и мы должны защищать их. Многовековые, всеми уважаемые традиции, как сказал бы достопочтенный советник Акасио[12]. Сосунки подло оскорбили сегодня наших самых преданных защитников традиций. Двух наших коллег предательски заманили в лицей и чуть было не выбросили из окна. Это не только низкий поступок; он бросает тень на борьбу среди наших студентов, всегда отличавшуюся честностью и отвагой. Вопрос о сохранении наших вековых обычаев выше личных конфликтов. Он…

Гром аплодисментов и одобрительный свист прервали речь ветерана.

— Тише, друзья! Я еще хочу вам сказать, что наше безразличие к новым веяниям, угрожающим традициям, повлечет за собой в ближайшее время разрушение всего, что всегда отличало студенческую среду. Много разногласий было среди студентов, но ни одно из них не затронуло фундамента Коимбры, этой школы мужественных людей, которые при всей своей непочтительности к авторитетам умеют уважать добродетели, испо-кон веков отличающие святых и героев.

— Вот так загнул! Да у этого типа призвание! Его хлебом не корми, только дай проповеди читать!

На говорившего тут же зашикали. И оратор продолжал, теперь уже без помех:

— Сегодняшнее происшествие, повторяю, гораздо серьезнее, чем может вам показаться.

— Разумеется, ведь мы все ослы! — оскорбился кто-то.

— Что ты осел, в этом нет сомнения. Ну чего ты разорался?! Заткнись и дай человеку высказаться!

…— События последних дней показали, что нас подстерегает опасность. Кое-кто со злостными намерениями пытается внедрить в умы наиболее простодушных новое направление мыслей.

— Новый образ мыслей португальцев! — крикнул с места какой-то студент.

— Наш коллега удачно обобщил те проблемы, что привели нас на это собрание. Когда мы выступаем от имени университета, мы в то же время выступаем и как португальцы. Не забывайте об этом!

— Ура нашему коллеге, он даст сто очков вперед любому пройдохе!