Огонь в колыбели - [2]

— Есть потребитель, отвечай, и он деньги заплатит.

— Ха, деньги, — повеселел Хан, — деньги-то ты заплатишь, куда денешься. Да не те это деньги, чтобы из-за них на поклон в Управление идти. Тут ведра коньяку не хватит, чтобы объяснить, ради каких это забав надо. выделить такую уймищу энергии.

— Это не забавы! — побледнел Мирзоев. — Не забавы… — Он вскочил и, набычась, уставился на Хана, потом обмяк, сел и сказал: — А что не хотите понимать, что это ваш… наш последний шанс, так это просто ваша беда…

Толя только махнул рукой:

— Какой там последний шанс! Что тут такого?

— Как что? Пустыня! Ты понимаешь — Пустыня! Завтра, может, совсем поздно будет!

— Ну и что — пустыня? — отозвался Хан. — Сто лет — да что я, сто тысяч лет все так же лежало, и всех дел…

— И всех дел… — повторил Мирзоев. — Сейчас, как сто и тысячу лет назад, она засыпает дороги и поля, выпивает реки, расползается даже по морскому дну…

— Ну и что? — отозвался Хан. — Почистить да всякие там заграждения с умом построить — и все.

— Если бы с умом… Тупик. Давно тупик… Если традиционными методами — то можно только задержать. Чуть-чуть. В нашем масштабе времени. Но не в ее… А можно и не сопротивляться. Руками развести и бежать куда глаза глядят. Пока еще остается, куда бежать…

— Ну ты даешь, — вроде бы даже искренне удивился Хан, — откуда такая трагедия? Пока что все наоборот: мы же на пустыню наступаем. Ты в Голодной Степи был? Видел, как сейчас там — когда вода пришла?

— Ты правда не понимаешь? — Мирзоев пожал плечами и отвернулся к окну.

Толя тоже смотрел в окно, на желтый край песков, уходящих за горизонт. Можно не думать, а можно и вспомнить… Вспомнить, сколько раз приходили на ум странные мысли. Он давно уже живет на краю пустыни. Недалеко от райцентра, в Шаймергене, как раз вокруг опытной станции Мирзоева, лежали пески с повышенной электризацией. Задержавшись однажды на станции до темноты, Хан увидел плоские зеленоватые разряды, мгновенным сложным узором оплетавшие барханы, призрачные факелы коронных разрядов на гребнях и призрачных электрических «змей», стремительно стекающих с невидимых во мраке склонов.

— Когда-то я рассуждал так же, — отозвался Мирзоев, — знал о городах и царствах, погребенных песками, и думал, что тем людям не хватало техники, чтобы пробурить артезианские скважины, не хватало терпения, чтобы восстанавливать засыпанные каналы, не хватало знаний, чтобы высаживать деревья и травы, останавливающие пески…

— А что, правильно, — заулыбался Хан, — надо по науке жить, работать — и вся недолга.

— Ты сколько еще проживешь? — неожиданно спросил Мирзоев. И сам же себе ответил: — Еще лет пятьдесят, наверное.

— Э, жмешься, — возмутился Хан, — до ста лет, никак не меньше.

— До ста, так до ста. Там, — он указал на пески, — тысячу лет царства стояли. А теперь и следа не увидишь.

— Ну и что? Их время кончилось.

— А у пустыни не кончается. Она их выжила.

Мирзоев выговорил слово «выжила» с каким-то особым значением — словно термин, вмещающий в себе все понимание данного явления. И спросил:

— У тебя кинопроектор есть?

— А как же. Узкопленочный. Фильмы по технике безопасности крутим. На выходные могу дать. Хочешь взглянуть?

— Пойдем. Я тебе один фильмик покажу. Может, сговорчивым станешь.

— Не стану, — пообещал Хан, но, мельком взглянув на часы, все же повел Мирзоева в рэсовский кабинет техники безопасности.

Пока Мирзоев заряжал часть, Хан курил и со смешанным чувством жалости и недовольства рассматривал его неуклюжий портфель из паршивенького кожзаменителя.

«Вроде бы современный человек, — думал Хан со все возрастающим раздражением, — а носишь черт знает что. Неужели непонятно, что модные вещи — это еще и уважение к окружающим? И в голове у тебя, наверное, черт-те что: смесь архаики, современной физики или там геофизики и средневекового фанатизма…»

И решил не давать, если уж не будет самой крайности, положенные мегаватты для профессорских штучек. Надо протянуть год. Ну максимум — полтора. Для Мирзоева, скорее всего, это не срок — пусть все как следует проверит раз, еще раз, еще много-много раз; а для Хана — это очень важно. Никто еще не разобрался с тем, что Толя натворил в электросетях района. Впрочем, ничего особенного он не натворил. Просто подключил самого ответственного потребителя, магистральную газокомпрессорную станцию, к линии электропередачи, построенной некогда только для снабжения опытной станции. А новая линия, необходимый резерв для газовиков, будет только через год…

Такое подключение, конечно, нарушение и проекта, и Правил, безобразие и самоуправство; но в свое время это не только позволило выдержать сроки ввода газокомпрессорной, но и вытянуть РЭС из вечных прорывов, установить добрые отношения со всем районным начальством. А Резо, начальник газокомпрессорной, стал одним из постоянных участников «пятниц» и не раз за прошедшие полтора года выручал Хана с бензином и всякими железками…

— У меня готово, — подал голос Мирзоев, — включать?

— Что это у тебя за кино?

— Ты такого не видел. Никто еще не видел. Наверное, понравится… Компьютер нарисовал.

— Обрадовал! — возмутился Хан и даже встал. — Шабаш, мне чертежи за неделю во как надоели!