Огонь под пеплом - [23]

Там, наверху, была круглая, плохо освещенная площадка. Сара постояла неподвижно, стараясь отдышаться после того, как взбежала по лестнице, потом расстегнула оба крючка, опустила руки, и платье соскользнуло на пол. Туфельки она тоже сняла, потому что привыкла являться перед драгоценными камнями голой и с босыми ногами, — словно для того, чтобы получить право рассматривать их, она тоже обязана была подвергнуться осмотру, сбросив с себя все до последней нитки, все, что могло бы помешать исследованию.

Из зажатой в кулаке связки ключей, точно такой, какая была у ювелира, Сара выбрала нужный. Ключ трижды мягко повернулся в замке, и дверь бесшумно отошла на хорошо смазанных петлях. Внутри было еще темно, но рукоятки, при помощи веревок с противовесами управлявшие движением четырех больших ставней, расположены были у самого входа в комнату. Когда рукоятку поворачивали, ставни, укрепленные на горизонтальной оси, опускались, словно лепестки цветка под лаской солнца, и в зависимости от угла наклона впускали через занимавшие почти всю поверхность стен четыре окна более или менее сильный поток света. Что было хорошо в этих ставнях — они были расположены так, чтобы помешать предполагаемым любопытным — даже если они заберутся на крыши соседних домов, вскарабкаются на печные трубы, взгромоздятся на флюгера — хоть что-то разглядеть в застекленной комнате. Итак, девушка опустила ставни ровно настолько, насколько требовалось для наилучшего освещения комнаты, и слегка вздрогнула, когда солнечные лучи упали на ее обнаженное тело. Она направилась к сейфу — трехгранной призме из черной стали в правом от двери углу. Шифр она прекрасно помнила (и помнила, как обрадовалась, когда отец назвал ей это слово) — «арас», ее собственное имя, вывернутое наизнанку, «как перчатка, — подумала она, — как мешок, как пойманный, выпотрошенный, растерзанный спрут», ее имя, отраженное в зеркале.

Для того чтобы набрать это слово, ей пришлось (замок был низко) опуститься на колени перед железным ящиком. Хотя это занятие требовало сосредоточенности, мысли Сары блуждали, пока пальцы вращали колесики, в ее памяти одна за другой вставали картины, и все эти написанные в разное время картины под предлогом воспроизведения исторических или мифологических событий показывали ей странную пару: голую девушку и мужчину в доспехах. Иногда девушка стояла перед латником на коленях; другой раз она оказывалась пленницей, прикованной к скале или стене, ее стерег дракон, и тогда латник являлся освободителем. «Но сейчас рыцарь в моей власти, — думала Сара, — потому что я знаю слово, которому он повинуется, и это слово — мое имя, написанное задом наперед. С помощью этого слова я заставляю его разомкнуть доспехи и отдать мне свои сокровища».

Набрав последнюю букву, Сара вставила ключ в замочную скважину сейфа и опустила язычок; она потянула на себя тяжелую створку, и дверь, повернувшись на оси, коснулась стены как раз под окном. Внутри, под темным металлом, находился второй сейф, точь-в-точь такой же формы, но всего лишь из мягкой кожи. Спереди открывались три ящичка без замков, их выдвигали, держась за медные ручки; оттуда приятно пахло, как от нового чемодана. Запах кожи, человеческого тела, следовало бы сказать, продолжив сравнение мебели-защитника с рыцарем, сдавшимся на милость победителя (юной обнаженной девушки с картин), который снимает с него нагрудник панциря.

Зная, что в верхних двух ящичках лежат уже занесенные в каталог драгоценности, Сара Моз выдвинула третий, нижний ящик, где хранились неоправленные камни. Ограненные или необработанные, они были разложены по коробочкам и конвертам, снабженным этикетками с описью содержимого; там был еще маленький кожаный мешочек, неразвязанный и с нетронутой печатью, который мог оказаться только посылкой от Бенаима. Сара взяла мешочек почтительно, словно принимала его из рук отца, — он накануне положил его в сейф, только освободив от упаковки и убедившись, что печати целы. Стараясь держать мешочек подальше от себя, словно малейшее соприкосновение с ее телом, кроме пальцев, могло повредить камням (или же оказаться гибельным для нее самой), она отнесла его на огромный стол черного дерева, занимавший середину комнаты. Один угол стола сверкал в солнечных лучах, но вся остальная поверхность крышки, больше трех четвертей, оставалась в тени. Сара положила мешочек на теневую часть, рядом с разнообразными инструментами, при помощи которых обычно проверяла камни.

Сломав печать желтого воска, она столкнулась с новой задачей: обвитый проволокой кожаный шнурок, стягивавший отверстие мешочка, был завязан сложным узлом, затвердевшим от застывшего воска. Наверное, проще всего было бы разрезать его кусачками. Однако Сара не воспользовалась ни одним из двух инструментов этого рода, лежавших у нее под рукой среди прочего оборудования. Она знала, что ее острые твердые ногти справятся с любым сложным или упрямым узлом, и она не боялась трудностей, скорее искала их; впрочем, она и не стремилась побыстрее добраться до цели, предпочитая подольше томиться любопытством. Работа отняла довольно много времени, но все же меньше, чем рассчитывала Сара. Потом она ослабила шнурок и открыла мешочек.