Огонь! Об оружии и боеприпасах - [5]
Объяснить шипение было легко — это были акустические колебания, порожденные локальными сжатиями и разрежениями воздуха при полете снаряда. А вот модуляция шипения… Очевидно, она происходила из-за прецессирования: оно явилось причиной периодического смещения зон различной слышимости в пространстве…
…В Первую мировую войну ее основные участники вступили, опираясь на два важнейших вещества в своих арсеналах: пикриновую кислоту (тринитрофенол) и тротил (тринитротолуол). Правда, были кандидаты и помощнее: гексоген (циклотриметилентринитрамин), синтезированный Хеннингом еще в 1898 г. и творение Толленса 1891 г. — тэн (пентаэритриттетранитрат), но время их пока не пришло: производство было сложнее, а плотности химической энергии и скорости детонации — хоть и повыше, но процентов на 30–40. Основные ВВ вполне удовлетворительно дробили корпуса осколочных и фугасных снарядов, которые существенно потеснили в арсеналах широко применявшуюся в «эру черного пороха» шрапнель.
Этот снаряд для поражения живой силы был изобретен в 1803 г. и назван по имени своего создателя, капитана английской службы. В полете трубка (таймер, обычно — пиротехнический) воспламеняет в шрапнели заряд черного пороха, выталкивая из корпуса снаряда готовые поражающие элементы — чугунные шарики (рис. 1.13). А не собрала шрапнель свой урожай потому, что почти не было целей для нее на полях боев: после краткого романтического периода, который во французской, например, армии называли «элан виталь» (душевный порыв) стороны до отвала накормили друг друга огнем и стали зарываться в землю (рис. 1.14). В окопах глубиной в несколько метров солдатам не были страшны ни шрапнель, ни фугасные гранаты небольших калибров. Мощные снаряды гаубиц и мортир, с взрывателями, установленными на замедление, конечно, могли принести неприятности, но только — при близких разрывах. Полевые оборонительные линии непрерывно совершенствовались. Да еще и опирались на построенные до войны крепостные системы с совсем уж умопомрачительными бетонными сводами над головами их защитников. Такое стало возможным потому, что, несмотря на насыщенность огневыми средствами, полки и дивизии были малоподвижными, не могли быстрым маневром сорвать попытки противника построить прочную оборону. На такое способны танковые и механизированные войска, но им только предстояло родиться. Ну а аристократическую кавалерию густо расставленные в обороне пулеметы секли, как капусту.
Автор не разделяет восхищение некоторых историков технической эрудицией командования германской армии, сделавшего перед войной ставку на тяжелую артиллерию: по ее количеству, да и качеству дивизии Центральных держав (Германии, Турции, Австро-Венгрии) существенно превосходили соединения Антанты. Основой для скепсиса служит то, что позже, на задыхающихся от недостатка сырья заводах Рура, с натугой стали изготавливать олицетворявшие тупиковые направления развития артиллерии сверхдальнобойные орудия, эффект от применения которых вполне можно оценить как ничтожный. Автору не раз приходилось быть свидетелем, как принимаются решения государственными мужами и он склонен полагать что в предвоенные годы на одном полигоне сердце крайне высокопоставленного услаждалось видом гаубицы, которая, после суетливой беготни вокруг нее людишек в мышиного цвета мундирах и бескозырках, мощно ахала, выпуская в небо снаряд — благодаря немалым размерам, его можно было и увидеть; а значительно восточнее, для особы равного положения молоком и медом лился топот коней легкой полевой батареи, стремительно разворачивающейся «с передков», и, после вскрика «огонь!» молодцеватого офицера с усиками — посылавшей в сторону мишенного поля снарядную очередь.
Так или иначе, в начале войны вооружение армий Центральных держав более подходило для окопного противостояния. Но вот чего не смогли предвидеть обе стороны — масштабов расхода боеприпасов.
…Тротил все же был предпочтительнее. Тринитрофенол. хоть и твердый, проявлял кислотные свойства: в присутствии влаги разъедал металл, образуя опасные соли. Днями и ночами на снаряжательных заводах заливали взрывчатку в стальные корпуса снарядов, мин и зарядных отделений торпед. И, в конце концов, в этой гонке промышленность Антанты доказала свое превосходство.
…Перед наступлением начиналось то, что в немецком языке стало с тех пор обозначаться новым словом: der Trommelfeuer (барабанный огонь). Многодневный артиллерийский барраж вспахивал и перепахивал окопы противника. Пехота занимала после него участки мягкой, как пух земли — взбитой волнами разрежения, последовавших за ударными волнами. Продвижение вперед измерялось порой сотнями метров, после чего все повторялось.
…20 ноября 1917 г., без обычной всесокрушающей артиллерийской подготовки, но под прикрытием тумана, на германские позиции вблизи деревушки Флескье, недалеко от Камбрэ, поползли почти четыре согни новехоньких британских танков. Окопники не видали раньше этих чудищ, но опыт и крепко въевшиеся представления о долге перед фатерландом погнали «мышиные мундиры» к орудиям — единственному, на что их интуиция указывала как па средство спасения. 62 монстра остались на поле боя, зловонно чадя: от пуль-то их броня защищала, а вот от снарядов даже небольших калибров — нет. Флескье немцы тогда удержали. Что и говорить, негромкий дебют нового оружия, но не обескуражил он британцев: новые и новые партии боевых машин доставляли транспорты на континент. Наверстывая упущенное, спешно стал сооружать нечто подобное и противник. Автор решил привести фотографию (рис. 1.15) именно германского танка A7V, потому что британские танки той поры более известны — они даже принимали участие и в Гражданской войне в России. Сравнение их с немецкими — не в пользу последних: A7V — сарай, склепанный из листов брони, с «окошками» для пулеметов и пушки. Бронировано все, вплоть до ходовой части. Видно, не вспомнили конструкторы истину, изреченную их соотечественником, Клаузевицем
