Огонь на снегу - [18]

Вдруг она вспомнила, что это запретная тема. Ее дядя пришел бы в бешенство, услышь он о ее желании танцевать, поскольку это напоминало о ее, как он называл, дурном происхождении.

— Я уверен, вы прекрасно танцуете, мисс Шенли! — искренне произнес господин Строенский.

Немного оробев от этого неожиданного комплимента, Алида повернулась к другому своему соседу.

Это был пожилой человек с когда-то красивым лицом, теперь изборожденным резкими морщинами.

Что-то в нем показалось девушке знакомым, и, обменявшись с ним несколькими дежурными фразами, она догадалась, в чем дело.

— Надеюсь, мой сын хорошо заботился о вас и вашей кузине, когда сопровождал вас сюда? — спросил ее собеседник.

— Вы отец графа Ивана?

— Да, я его отец.

— И вы генерал, — сказала она, взглянув на знаки различия и целый иконостас наград.

— Я начальник Кадетского корпуса, — ответил генерал.

Алида застыла. В ее памяти все еще были свежи рассказы господина Таченского об ужасных наказаниях, применявшихся в Кадетском корпусе. Однако, вспомнив, что господин Таченский уже пятнадцать лет не был в Петербурге, она несколько неуверенно спросила:

— Дисциплина в вашем корпусе… такая же строгая, как и при покойном царе?

— Откуда вы слышали о нашей дисциплине? — удивился генерал и, не дождавшись ответа, добавил: — Я верю в дисциплину. Молодые люди нуждаются в строгом воспитании, чтобы из них получились хорошие солдаты, и самое главное здесь — полное и безоговорочное подчинение.

— Даже если это против совести? — спросила Алида.

— Хорошему солдату не нужна совесть. Ему не нужно думать, — резко ответил генерал. — Он должен только выполнять приказы, вскакивать по команде и гордиться тем, что служит императору и своей стране.

После недолгого молчания Алида произнесла:

— Но ведь при таком воспитании может получиться машина, а не человек из плоти и крови.

— Мужчины становятся плотью и кровью, когда сталкиваются с противником, — возразил генерал, — но, беспрекословно подчиняясь командиру, они могут спасти свою жизнь. Однако добрый русский всегда должен быть готов умереть за царя-батюшку.

Алида знала, что так русские крестьяне называют царя, которому приписывают почти божественную силу. Она видела: генерал говорит почти фанатично! Глядя на резкие морщины, бороздившие его лицо, она думала, сколько же молодых, впечатлительных людей пострадало от его рук или было морально уничтожено его жесткой дисциплиной. На память ей снова пришел рассказ господина Таченского об ужасных порках, часто заканчивавшихся смертью провинившегося.

Она чуть заметно вздохнула, словно не могла больше говорить с генералом, и с облегчением снова повернулась к господину Строенскому.

— Я всегда слышала, что русские очень музыкальны. Надеюсь, мне посчастливится услышать, как они поют.

— Уверен, великая княгиня обязательно сведет вас в оперу!

— Я имею в виду не оперу, — возразила Алида. — Мне хотелось бы услышать, как поют за работой крестьяне, а также русские застольные песни. Отец рассказывал, что более веселых и мелодичных песен нет ни у одного народа!

— А вы, как я вижу, не похожи на обычную путешественницу, приехавшую в Петербург, — улыбнулся господин Строенский. — Я запомню ваше желание, мисс Шенли, и сделаю все возможное, чтобы доставить вам удовольствие.

— Это будет замечательно! — обрадовалась Алида.

В течение всего обеда они говорили о музыке, и, увлеченная интересным разговором, Алида едва замечала изысканные блюда, которые в изобилии подавали гостям. И только когда обед подошел к концу, она вдруг поняла, как невежливо вела себя с генералом Бенкендорфом, почти не обращая на него внимания. Чтобы как-то загладить неловкость, она с трудом проговорила:

— Вы, наверное, очень гордитесь тем, что ваш сын, граф Иван, занимает такой важный пост в Морском министерстве?

— Лучше бы он служил в полку! Но политика ему всегда нравилась больше, чем военная служба.

— А я и не знала, что граф Иван интересуется политикой!

— Он проявляет к ней живой интерес. Сейчас он помогает генерал-адъютанту императора справиться с безумцами, которые хотят освободить крестьян.

— Но вы, конечно, против этого?

— Это будет безумием и разорит многих дворян.

— А как вы думаете, можно ли найти какое-то решение?

Генерал опустил на стол стиснутые кулаки.

— Никогда! Никогда! — воскликнул он. — Никому не позволено предавать традиции русской истории! Это произойдет только через мой труп!

Его гнев был так неистов, что Алида поняла: она спровоцировала бурю.

Она с облегчением увидела, что обед подошел к концу и великая княгиня с другими дамами выходят из банкетного зала,

— Видите ли, мы придерживаемся английской моды, а, не французской, — пояснила великая княгиня, ведя своих гостей по длинному коридору.

— Вы хотите дать мужчинам немного побеседовать за бокалом портвейна, — заметила Алида.

Прожив некоторое время во Франции, она прекрасно знала, что там мужчины покидают комнату вместе с женщинами.

— Именно так, — ответила ей великая княгиня. — Хотя мужчинам и приятно общество хорошеньких дам, они всегда рады хоть немного побыть в чисто мужском обществе и свободно поговорить о том, о чем бы не посмели говорить в нашем присутствии. — Озорно засмеявшись, она продолжала: — Мне всегда говорили, что за бокалом портвейна рассказываются самые злые сплетни!