Огонь Менестреля - [30]

— Пропустите его.

Она невольно, не отдавая себе отчета, оглядела себя в зеркале. Черное трико, болтающаяся на плечах футболка с Бетховеном на груди, черные носки, спортивные тапки. Лицо не накрашено, волосы собраны в конский хвост.

Ладно хоть не розовые, подумала она, но тут раздался звонок.

Она вышла в просторную прихожую и приоткрыла дверь, предварительно набросив цепочку: живя в Нью-Йорке, следовало быть осмотрительной. Но лишь мельком взглянув на человека за дверьми, узнала мужчину, который так обескуражил ее в тот вечер. На нем была черная кожаная куртка, черный свитер, джинсы и грубые кожаные ботинки. Шляпа и перчатки отсутствовали. Она почему-то и не представляла себе его иначе. На его темных волосах таял снег, но лицо, покрытое шрамами, совсем не казалось замерзшим. А она даже не знала, что на улице идет снег. Может быть, Шопен давался ей не так плохо, как она думала. Старк окинул ее нахальным взглядом.

— О, конский хвост? Вы совсем не похожи на всемирно известную пианистку.

Никто еще не был с ней таким бесцеремонным. Решительно никто.

— Вы не думаете, что, прежде чем начинать язвить, вам следовало бы подождать, когда я приглашу вас войти?

— Такого со мной не случалось.

В это охотно верилось.

— Что вам нужно?

— Пять минут. Я хочу задать вам пару вопросов.

— О чем?

— О нескольких вещах. Я — репортер.

— Почему я должна верить вашим словам?

— Хотя бы потому, что я здесь. Ну, да ладно. — Он выудил свой бумажник и сунул в щелку журналистское удостоверение. — Обследуйте меня.

Джулиане удалось, не коснувшись его пальцев, взять карточку. Рассматривая ее, она чувствовала на себе его взгляд.

— Вы из «Вашингтон газетт»?

— Угу.

Казалось, его забавляло все это, и она вспомнила его слова о том, что ей полагалось бы знать его имя. Чепуха.

— Ничего удивительного, что я о вас не слышала. — Она окатила его надменным взглядом и подарила ему одну из своих отчужденных улыбок: он заслуживал и того и другого. — Я не читаю эту газету.

— Недурно сказано, солнышко, но, по правде говоря, меня никто не знает как репортера из «Газетт».

Она почувствовала, как ее щеки вспыхнули от ярости, смущения и — она с отчаянием поняла это — от бессилия. Он все еще был за дверьми, и она успела кое-что разглядеть. Кривая усмешка, мускулистые бедра, широкий зазубренный шрам на правой руке, полученный явно не при резке огурцов.

— Бросьте! — сказала она. — Я никогда не слышала о вас и не хочу об этом говорить.

— Вы наведете обо мне справки, или мне так и стоять здесь до вечера?

Она захлопнула дверь и подумала, не вернуться ли ей к работе. Он услышит Шопена и все поймет. Но она прошла в гостиную к телефону. Только из любопытства, сказала она себе. Набрала номер «Газетт», указанный в его карточке. Ее соединили с Элис Фелдон, которая подтвердила, что Мэтью Старк работает у нее.

— Если это можно назвать работой, — добавила она полушепотом.

— Вы не могли бы описать его внешность?

— Зачем?

— Он стоит сейчас у меня за дверью, и я боюсь впускать его.

— Ясно. Я вас прекрасно понимаю. А кто вы?

— Меня зовут Джулиана Фолл. Я…

— Пианистка Старка. Будь я проклята!

Пианистка Старка. Бог мой. Что происходит?

— Ростом примерно пять футов одиннадцать дюймов, брюнет, на лице шрамы, он носит черную кожаную куртку и грубые, массивные ботинки, и еще…

— Это он. Спасибо.

— Подождите. Дайте мне его, пожалуйста.

— Я передам, чтобы он позвонил вам, — сказала Джулиана и положила трубку.

Она сняла цепочку, щелкнула замком и предоставила Старку самому открыть дверь.

— Вас опознали.

— Звучит зловеще.

Он прошел в гостиную. Джулиана последовала за ним. Это была огромная комната, выходившая окнами на Центральный парк, который сейчас, под легким снежным покрывалом, напоминал рождественскую открытку. Она заметила, что он огляделся с таким видом, словно пыль на подоконниках и мраморном камине, на рояле и на разнообразной старинной мебели, на книгах, журналах, фотографиях, газетных вырезках, письмах, дипломах и на прочем барахле, разбросанном повсюду, была для него полной неожиданностью. Она сама заметила ее впервые после возвращения из Парижа. Два больших персидских ковра тоже требовали чистки.

— О, золотые рыбки? — сказал визитер, подойдя к аквариуму и заглянув в него. Потом обернулся к ней. — Славная у вас квартира. Ее некому убирать?

— Я некоторое время была в отъезде, а после этого не нашлось времени заняться уборкой и… Ну, у меня есть человек, который приходит убирать, но ее давно не было. Она появляется нерегулярно. Трудно сосредоточиться, когда работает пылесос и кто-то снует вокруг тебя, вытирая пыль. Мне, честно говоря, пыль не очень мешает.

— Не сомневаюсь.

Журналист смотрел на нее. Джулиана почувствовала, что резинка немного сползла с хвоста, и подумала, что, пожалуй, сейчас не очень привлекательна. Но она всегда выглядит так в это время дня, после нескольких часов работы. Пришлось собраться, чтобы стряхнуть с себя оцепенение.

— А что вы делаете, когда устраиваете здесь вечеринки? — продолжал он. — Я бы на вашем месте запихнул все под диван и приглушил свет, чтобы никто не заметил пыли.

Хозяйка игнорировала его деловитый тон.