Огонь хранитель - [28]

— Вообще-то не разрешается, — нерешительно сказал лейтенант.

— А что вы с ней собираетесь делать, когда закроете дело?

Он пожал плечами.

— Да ликвидируем все вещественные доказательства за дальнейшей ненадобностью.

— Выбросите, попросту говоря?

— Не хранить же вечно, у нас склада нет.

— Вот и отдайте мне, а я вам расписку дам.

Лейтенант порылся в шкафу, достал большую картонную коробку, а из нее — проволоку на металлическом стержне и, завернув в бумажку, передал мне. Я написал расписку, подмахнул протокол и отправился прямо на почту, чтобы сразу я же отправить проволоку Мишке в Москву.

Теперь оставалось одно: терпеливо ждать. Но разве это возможно, когда речь идет о таких загадках!..

Я не удержался и решил обследовать место, где, по туманным указаниям в рукописи жреца, мог приземлиться космический корабль. Поиски никаких результатов не дали да и не оставили надежды на будущее. Берег моря здесь подвержен оползням и, конечно, сильно изменился за двадцать веков. До сих пор сохранились еще следы резких сдвигов пластов земли, случившихся во время последнего землетрясения 1929 года, а одно из селений поблизости так и называется: Оползневое. А сколько раз тут сотрясалась земля и сдвигались верхние слои почвы за минувшие двадцать веков?

Нет, искать следовало только вокруг храма. И очень точно сначала наметить план дальнейших раскопок, а для этого еще не раз внимательно проштудировать рукопись жреца, чтобы выбрать правильный путь и не копать вслепую.

Снова и снова я внимательно вчитывался в каждую фразу, стараясь не пропустить ни одной мелочи, которая могла бы оказаться важной. Судя по значению храма, по именам ремесленников, упоминавшимся в рукописи, город был, видимо, крупнее, чем мы до сих пор предполагали, и занимал, вероятно, большую площадь. Чтобы проверить это, я наметил заложить несколько разведочных раскопок на восточной окраине современного поселка, где мы прежде не копали: возможно, тут, на не застроенных пока еще участках, удастся найти остатки городских стен или каких-нибудь древних зданий. Следовало также еще лучше раскопать все развалины храма и ближайшие окрестности. Во-первых, я надеялся найти еще неизвестные другие тайники: вряд ли хитрый жрец ограничился одним. Во-вторых, было весьма заманчиво отыскать и темницу при храме, в которую жрец заключил своего поверженного противника, загадочного чужеземца. Вдруг там сохранились надписи на стенах, какие обычно делают заключенные, пытаясь скоротать время?

Перечитывая в какой уже раз рукопись и долгими часами размышляя над ней, я почти выучил ее наизусть. И как-то сжился, я бы даже сказал, сроднился с людьми, которые жили здесь, вот на этом каменистом берегу, двадцать веков назад, выращивали виноград, давили из него вино, устраивали пиры, торговались на рыночной площади, верили всяким ловким проходимцам, почитали оракулов, соперничали за власть. Мое разыгравшееся воображение рисовало живые картины минувшей жизни. Жаль, что я не романист! Как можно было бы расписать все перипетии борьбы Уранида с хитрым жрецом на пестром и живописном фоне жизни греческого городка — отличный бы получился плутовской роман в духе Апулея.

Загадки, давно мучившие меня, теперь были разгаданы. Я узнал, почему жители города вдруг переименовали его в Уранополис, почему в честь этого события начеканили монет с изображением бога Асклепия и небесных светил. Раскрылась и тайна загадочного языка, доставившая нам так много хлопот.

Все стало ясным. И странное дело: я испытывал от этого не только вполне естественную радость открытия — и грусть тоже. Как ни говори, все-таки несколькими загадками на свете стало меньше.

Но зато какая поразительная загадка маячила впереди! Неужели мы и впрямь напали на след космических гостей?

Мы повели раскопки сразу на нескольких участках. Засверкали на солнце наши лопаты, навалились повседневные будничные хлопоты по расстановке рабочих, добыванию продуктов подешевле, чтобы сэкономить побольше и за счет этого растянуть срок работ. Меня с головой захлестнула деловая текучка.

Уже начались с новичками смешные происшествия, без которых не обходится ни один раскопочный сезон, — верный признак, что работа стала входить в нормальную колею.

Вечером у костра, уничтожив громадный таз жареных бычков, ребята потешались над одним студентом-первокурсником, сделавшим сегодня сенсационное открытие. Он впервые участвовал в раскопках, был весьма романтичным; и легко представить его потрясение, когда уже после нескольких взмахов лопаты из земли вдруг показался краешек документа. Да какого! Не на папирусе, а на самой настоящей бумаге.

Он примчался ко мне, руки у него тряслись, все лицо было в красных пятнах вперемежку с грязью, и, заикаясь от волнения, доложил о своей находке.

Я уже знал, чем это кончится, и весьма спокойно выслушал сообщение о древнем документе, отпечатанном на бумаге типографским способом.

— Продолжи его раскапывать сам, — предложил я.

— Сам?

— Конечно, я тебе доверяю.

Больше он ко мне не прибегал, а за обедом старался не показываться на глаза. Но я все-таки спросил его:

— Так что же ты нашел? Как раскопки?