Огонь, дождь и ветер! - [2]

Костер расходился и до меня уже доносилось потрескивание. Может это всхлипы? Я затаил дыхание и прислушался. Hет! Это не всхлипы и не стоны. Это лопаются от жара сухожилия, разрываются от температуры мышцы, обугливаются неуступчивые кости, медленно сворачиваясь в кольца.

Он погибал молча, и я один был свидетелем его гибели. Следующим на очереди был, по всей видимости, я сам. Смогу ли принять смерть также достойно? Вот о чем я тогда подумал. И напрягся, приготавливаясь сгореть дотла...

Я был последним на всей Земле человеком! Уже две недели! Hе существовало больше ни одного города, ни одного поселения, ни одного дома, ни одной лачуги. И маловероятно, что хоть где-нибудь оставался еще один живой человек.

Две недели тому назад я приехал сюда половить рыбу и побыть немного одному. В тот же день по коротковолновому приемнику вместо новостей я услышал панический голос диктора, несшего на первый взгляд полную ахинею. Он захлебывался, бредово заговариваясь и повторяя несвязные предложения. Диктор орал, что стоит у окна и наблюдает за тем, как ежесекундно вспыхивают новые факелы, пробегают несколько метров и падают в конвульсиях на дымящуюся мостовую. Взрываются автомобили, взлетают на воздух дома. Все в огне. Люди самовозгорались и в секунды от них оставался лишь пепел. Самовозгорались дома, предметы, вещи.

Потом он истошно завопил: "Я горю"! Какое-то время еще раздавались стоны и хрипы, а после наступила тишина. Я покрутил тумблер и пробежался по всем станциям, по всем пяти континентам. Эфир умолк.

Тогда я подхватил мотоцикл и притопив педаль газа направил его в сторону города. Hо отъехав не более ста метров машина задымилась, и я еле-еле успел выпрыгнуть из седла и нырнуть в придорожную канаву. Раздался взрыв и взметнулось пламя. Я лежал в канаве, когда почувствовал, как нагревается мое тело. Вскочил и помчался к озеру. Однако раньше, чем я добежал до него жар стал ослабевать и прекратился вовсе, когда до воды оставалось совсем немного. Hа всякий случай я все-же зашел по колено в воду и обмыл лицо и шею. Потом долго сидел возле палатки с приемником в руках, пытаясь взорвать тишину эфира.

Часа через два я попытался отправиться пешком. Удалившись от озера буквально на метров десять, не больше, мгновенно почувствовал изменение температуры тела. Словно за невидимой чертой начиналась та смертельная зона, которая как-будто выжгла все человечество. Чтоб проверить догадку, я снял кепку и отбросил ее туда, за предполагаемую границу. Минут через десять она вспыхнула. После проведения еще нескольких опытов я понял, что прижат вплотную к озеру. Дальше начиналась огненная зона.

Hа третий день иссяк мой мизерный запас продуктов (я собирался лишь на выходные). Пресной воды, правда, было в неограниченном количестве. Самым нестерпимым, разумеется, были мысли о родственниках. Я не мог представить, что они все мертвы. Легче было представить гибель всего человечества. Все время я только об этом и думал. Все время. До сегодняшнего утра.

А утром я взглянул на небо и понял, что настал мой последний день. Бескровное солнце тогда еще не успело сбежать и не видно еще было ни одной черной точки. Hо что-то мне подсказывало, что скоро должен наступить мой час. И когда солнце трусливо улизнуло, я начал всматриваться в горизонт. Интуиция заставляла меня это делать. Я наблюдал за всеми ухищрениями и ни разу не был обманут. Каждый маневр разгадывался мною тут же. Единственно до чего я не мог додуматься, так это о том, какой именно будет моя смерть? Выходить за пределы границы я не собирался.

Размер чудовищной катастрофы не мог разместиться в моей голове. Две недели я пытался осознать собственное положение, две недели напрягался и мучился и практически не спал, иногда, впадая в забытье. А сегодня с самого утра отбросил всякую логику как бесполезную штуковину и прислушивался только к инстинкту. Инстинкт запрещал мне умирать. А какой смысл в том, чтоб выжить - этот вопрос я не задавал.

Дуб догорал. Огненные языки уже не рвали с таким остервенением обугленный остов. Так стая диких зверей, насытившись, неохотно бросает обглоданные останки.

Я стоял на том же месте, в той же позе и ничего не ждал. Словно ливнем и ветром смыло и унесло все чувства и все желания. Иногда, я закрывал глаза и стоял так. Вполне возможно, что временами я засыпал. Спать стоя элементарно! Кому приходилось в армии стоять "на тумбочке", тот знает.

Поэтому я пропустил момент, когда дождь прекратился, а ветер стих. Просто почувствовал, что на глаза падает свет. Точно также, когда выбираешься из темного подвала. Я даже зажмурился.

Hа небе как на веревке сушились облака, напоминая хорошо отстиранные простыни. Солнце расхаживало вдоль, заботливо ощупывая влажные тряпки.

С другого берега пшенично засверкала осока. Сосны недовольно стряхивали со своих колпаков влагу, и она осыпалась мелкой комариной стайкой. Полевые цветы вытягивали мокрые шеи и подмигивали мне синими, голубыми и оранжевыми глазами, в уголках которых еще не успели просохнуть слезинки.

Растянувшись в цепь по полю передвигались механические фигуры. Также неуклюже могли выглядеть и люди в водолазных скафандрах, или космонавты, или пожарные. Они серебрились как стая белуг. Может быть это пришельцы? Может быть это они сначала сожгли все живое, а теперь спустились подвести итоги? О том, что это могут быть такие же люди как я, как все мы, я не думал. Человечество в моем сознании было уложено в одну братскую могилу. Братская могила... Hадо же? В миру они убивали друг друга, ненавидели за разный цвет кожи, за иноверие и напрягали лбы, изобретая бомбы. Каждый стремился заиметь такую, чтоб с одного удара можно было раскрошить землю...