Огниво Рассвета - [2]

Мой наметанный глаз быстро оценил обстановку, пробежался по каждому покрытому ночным лагерем камню, кустику и травинке, детально рассмотрел каждый силуэт, каждый клинок и каждую суму на поясе. И все это за две сотни ярдов, с поросшего высокой зеленью пологого холма. Не без помощи моего дивного монокуляра, конечно, но все же…

Стоянка занимала, по большей мере, пятнадцать шагов вдоль и около двадцати поперек. С северной стороны подпирает молег — туда путь к отступлению отрезан, если только они не решатся бежать, бросив в бивуаке весь груз. Все остальные ходы же, думается, я без проблем перекрою, учитывая степень опытности моих соперников. Ближе остальных ко мне стоял одинокий, усердно боровшийся со сном часовой, то и дело, утомленно закрыв глаза, припадавший к упертому в землю древку собственной пики и, при каждом касании острой скулой оружия, лихорадочно от него отстранявшийся.

Вдобавок, как я мог разглядеть, в отряде не числилось стрелков — тем лучше. Эта детвора словно умышленно облегчала мне задачу.

К редняку с восточной его части, поближе к тракту, подвязана гнедая кобыла, запряженная в фургон — вопрос: есть ли кто внутри? Вроде пара от дыхания не видать, а значит на своем месте кучер не присутствует точно. Но вот в самой повозке… К сожалению, сквозь полотнище я зреть пока не научился.

Что же, пора начинать. Осталось последнее — оборудовать прикрытие.

Я убрал монокуляр в поясную сумку, привстал с промозглой земли и аккуратно, стараясь не шуршать стоявшими практически сплошной стеной высокорослыми травяными стеблями, стал медленно пробираться назад, к противоположному от стоянки склону. Там-то и притаился, уютно устроившись под одиноко стоявшей полуголой осиной, мой набитый до треска баул.

Щелкнув нехитрым замочком, я отворил широкую пасть сумки, откуда на меня сразу выглянули притесняемые друг дружкой разнообразные предметы. Первыми внимание на себя обращали конечно арбалетные станки и дуги, которые буквально рвались наружу, напоминая с трудом вынырнувших из водной пучины, хищно глотающих воздух пловцов. Вслед за ними я извлек «козью ногу», спусковые рычаги, несколько треног, маленькие восковые свечи и котомку с множеством иных, более мелких материалов, навроде штырей и шнуров. Некоторые из них в общей куче смотрелись самое малое неуместно, впрочем, и сооружать я собирался уникальную, пускай и относительно несуразную конструкцию.

Внешне мои устройства представляли собой поставленные на гибкие треноги арбалеты, которые хоть и были довольно примитивными, зато собирались за считанные секунды из уже готовых и подогнанных друг под друга заготовок. Однако я все это дело немного модифицировал. В первую очередь, изменил саму структуру стрелометов. Я назвал такой механизм «самострел с обратным спуском». То есть для того, чтобы произвести выстрел, необходимо было не надавить на курок, а, наоборот, отпустить его. На практике подобный подход показался бы бесполезным, так как стрелку придется удерживать спуск в постоянном напряжении. Но для меня данная конструкция подходила как нельзя лучше, так как помогала реализовать вторую особенность устройств.

Кажется, я назвал их самострелами? Это не совсем так. Вернее, даже наоборот: мои машины оправдывали такое наименование гораздо больше привычных ручных арбалетов. Так как стреляли они, по сути, практически сами.

Спусковые крючки взведенного орудия плотно приматывались к станку специальной нитью. В прядильных кругах она получила прозвище «голая паутина». Паутина потому, что, несмотря на свою ничтожную толщину, была невероятно прочной. А голая, так как создавалась путем переплетения очень дешевых компонентов, в основном крапивы. Бедняки, не осознавая всех прелестей материала, зачастую шили из него простенькие рубахи и штаны — те же, кто был побогаче и помудренее использовали такие нити для более щепетильных задач. Например, большим спросом пользовалась голая паутина у наемных убийц, поскольку, сколь силы не прикладывай и какую шею не обвивай, она не разрывалась, душила быстро, а главное без крови, пускай была не толще скрипичной квинты. В придачу приобреталась у любой деревенской швеи практически задаром.

Под установленный на треногу самострел помещалась свеча с пропитанным специальным раствором фитилем, не позволявшим пламени угаснуть даже в самую суровую метель. Именно огонь и служил в моем устройстве спусковым механизмом. Но нет, дабы пустить в полет болт мне не придется ждать, покуда нудный рыжий язычок разъест толстый, напоминающий кокон узел на нити. Все произойдет намного… быстрее и не совсем само собой. В этом-то и заключался главный фокус.

Всего таких стрелковых установок было четыре — для той желторотой мелюзги даже через чур. Но лучше больше, чем меньше.

Остался последний штрих — огонь. Я провел открытой ладонью над свечными фитилями — и тут же на их черных головках, по магическому велению, заплясали тонкие золотистые светлячки. По руке, будто не соглашаясь с источаемым пламенем жаром, пробежали мурашки — становилось холоднее.

«А еще ведь Моросящая Декада[1] не прошла, — мелькнуло вдруг в мыслях. — Что же придет после?..»