Огниво Рассвета - [16]

Пальцы сами собой соскользнули с камня, и моя безропотная, точно тряпичная кукла, пронзенная фигура сверглась со стены, звонко роняя кинжал. Прежде чем ко мне подступили стражники, я, вняв вспыхнувшему в помутненной от удара голове приказу, успел-таки достать из кармана ключ и кое-как, незаметно для них, точно прячущий заначку вор (хотя, в сущности, так и было), впихнул его в зазоры стенной кладки. Едва изысканная железная оголовка, подталкиваемая моим указательным пальцем, утонула между кирпичами, как рядом со мной оказались сразу несколько стражников, один из которых грубо двинул готовившуюся скакнуть на поваленную жертву собаку обухом алебарды по ребрам. Скулящего пса тут же и след простыл.

Меня без особой любезности взяли под руки, отчего раненое плечо вновь издало слышимый лишь мне крик боли, подняли, ставя на полуватные ноги. Вдвоем вывели на ударивший по глазам шипастым бичом свет, где нас ждала целая когорта облаченной в сверкающие доспехи стражи. При большом желании и будучи хоть при толике сил, я бы мог попробовать что-то наколдовать, однако не знаю, насколько это удачная идея. Ворота уже наверняка перекрыли, так что сейчас бежать из города не удастся, да и слишком много ненужной крови пришлось бы пролить. Даже думать об этом противно. Меня схватили, беготня окончена, пускай итог не совсем тот, которого я желал. Остается лишь повиноваться.

Где-то позади толпы стражников раздалось грубое шарканье. Расталкивая на своем пути воинов, вперед выступил мой старый знакомый купец. Вид у него был весьма упыхавшийся. Чья-то рука в кожаной с стальными пластинками поверх перчатке не самым деликатным образом стащила с меня капюшон, схватила за волосы, точно дешевую шаболду, и дернула на себя, заставляя понурую голову вскинуться, дабы пришедший смог опознать перекосившееся от боли лицо.

— Он? — прохрипел голос за спиной.

— Он… — жадно хватая ртом воздух, промямлил полусогнувшийся купец. Выгибая буквально трещавшую от напряжения спину, он вдохнул поглубже, подошел ко мне, встав практически нос к носу. — Я же говорил… что тебе… это с рук не сойдет.

— А дружки твои где, интересно? — поднимая освобожденную стражником голову, едко спросил я. — На опушке оставил?

— Отпустил… — торговец немного замешкался, подбирая слова, — за ненадобностью.

— Небось, с дырой в кармане? Не очень-то благородно.

— Не разбойнику меня учить.

Последний слог купец буквально прошипел, и неожиданно мне в живот врезался его вознесенный из последних сил кулак, выбивая из легких томившийся в них воздух, подгибая ноги и вновь опрокидывая голову. Со словами: «Задержанного не трогать!», позволившего себе лишнего купца оттащили назад. Впрочем, он особо не сопротивлялся, уступающее вскинув руки и позволив блюстителям закона бесцеремонно отволочь его обратно в гущу собравшейся стражи. Меня же, с горем пополам поставив на ноги, принялись неспешным, почти маршировочным шагом уводить по улице.

* * *

Моя обряженная в сталь свита остановилась у маленького грубо сложенного здания-ящика, приставленного к самой крепостной стене. Никак не прекращавший ликовать от торжества справедливости лысый и пузатый скряга проследовал за нами весь далеко не самый ближний путь, видно намереваясь собственными ушами услышать вынесенный своему обидчику приговор. Он ступал в хвосте и в кои-то веки перестал мозолить мне глаза, за что я был премного благодарен отлучившей его подальше страже.

Шедший в авангарде воин вольно толкнул ногой крепкую, окованную по контуру железными пластинами дверь, приглашая всех остальных, пригибаясь под притолокой, проследовать за собой внутрь. Там, в крохотной строго обставленной комнатушке, за массивным дубовым столом восседал консьерж в тугом, едва не разрывавшемся на руках шерстяном дублете под легкой кирасой. Его блестящая, с несколькими прослеживавшимися на затылке бледными волосками голова повернулась в нашу сторону, испещренный резцами лик взглянул на вошедшего первым стражника.

— Чего надобно? — низким, прокуренным голосом последовал малоприветливый вопрос.

— Капитана зови, — также неласково ответствовал наш переговорщик. — Подаренье у нас для него.

— С какой эт стати? Эт кто такой вообще?

— Не твое собачье дело. Я сказал, зови капитана.

— Слышь. — Придверник вскочил на ноги, да столь резко, что его стул свалился спинкой на пол. — За языком следи, вертухай. Ты мне не начальник, чтобы тут указывать.

— Если ты сейчас же не исполнишь мою просьбу, — стражник упер руки в стол, — то к заходу солнца над тобой начальствовать уже никто не будет. Вылетишь отсюда, как пробка из бутылки, никто и не припомнит, как звали.

Да уж, беседчик мне попался задиристый.

— Отставить прения. — Незаметно для всех из раскрывшейся у дальней стены двери, близ уходившей в подземелье лестницы, вышел мужчина.

На его тяжелом, с вычеканенным опиникусом панцире бегали пробивавшиеся через немногочисленные окна-бойницы лучи восходящего солнца. Гладкие покатые наплечники и длинные наручи зеркально отражали искривленные комнатные силуэты. Высокие стальные сапоги своими заостренными и чуть изогнутыми, точно соколиные клювы, носами смотрели точно в нашу сторону. На фоне этого обмундирования доспехи стражников выглядели жалкими выделками криворуких кузнецов-пропоиц.