Огни Азерота - [8]

— Отныне, — сказала она ему, вновь на эндарском, — вопросы им буду задавать только я. И вообще разговаривать с ними.

— Я ничего не скажу.

Она кивнула и заговорила со старейшинами на языке кел, и понять его он уже не смог.

Трапеза в ту ночь выглядела странной. Холл сиял огнями, в очаге горело пламя, столы ломились от еды, на скамьях теснились молодые и старые жители деревни. Моргейн объяснила, что таков их обычай — собираться на вечернюю трапезу в холле всей деревней, как это принято в Ра-Корисе и в Эндаре, но сюда допускаются даже дети, родители позволяют им играть и сносят их болтовню, чего не позволяют в Карше даже детям лордов. Дети, наевшись до отвала, сползали под столы и там шумно играли, крича и смеясь так громко, что не давали взрослым спокойно поговорить.

В этом холле они не боялись яда или кинжала. Вейни сидел справа от Моргейн, тогда как илину полагалось стоять сзади и пробовать пищу, которую предлагали его госпоже. Но это сама Моргейн распорядилась иначе. В загоне коням дали свежего сена, а их хозяева сидели в теплом холле среди людей, которые скорее согласились бы позволить убить себя, чем причинять кому-либо зло. Когда, наконец, никто уже не мог есть, детишек, которые никак не хотели угомониться, увели по домам, самый старший из их компании вел остальных и никто не боялся, что детей, вышедших в темноту, будет подстерегать опасность. В холле девушка заиграла на длинной, необычно настроенной арфе и запела прекрасно поставленным голосом. Вторую песню пели уже все, кроме них, и тоже под звуки арфы. Затем им предложили сыграть, но Вейни давно забыл уже это искусство. Руки его загрубели и вряд ли смогли бы извлечь из струн что-нибудь путное. Моргейн тоже отказалась — он вообще сомневался, что ей когда-либо приходилось заниматься музыкой.

Вместо этого Моргейн пустилась в разговор, и то, что она говорила, похоже, было селянам по душе. Они немного поспорили, о чем — он не разобрал, а после девушка спела напоследок еще одну песню.

Ужин закончился, жители деревни разбрелись по домам. Дети постарше принялись стелить гостям ложе у очага. Две кровати и ширма, и чан с теплой водой для мытья.

Наконец последние из детей спустились по деревянным ступенькам, и Вейни сделал глубокий вдох, радуясь уединению. Моргейн расстегнула доспехи, сняла с себя их тяжесть, чего не могла сделать в пути, опасаясь внезапного нападения. Если она так поступила, подумал он, то это позволительно и ему, и с наслаждением разоблачился до рубашки и штанов, затем за ширмой вымылся, а потом снова надел все на себя, потому что все-таки не до конца доверял этой деревне. Моргейн поступила так же, и они приготовились ко сну, положив оружие возле себя.

Он дежурил первым и внимательно прислушивался, нет ли в деревне какого-нибудь движения, подходил к окнам и разглядывал темные дома, лес и освещенные лунным светом поля, но снаружи не было никого. Он вновь уселся в тепле очага и в конце концов начал верить, что этот небывалый покой и гостеприимство — настоящие. Впервые за долгие годы пути их встречали не проклятиями, не обнаженной сталью, а одной лишь добротой.

В этой земле еще не знали, кто такая Моргейн.

Утро принесло запах свежевыпеченного хлеба. Вокруг холла ходили люди, носились дети, на которых цыкали взрослые, чтобы те не шумели.

— Пожалуй, было бы неплохо, если бы нам прислали кусочек горячего хлеба, — пробормотал Вейни, почувствовав аромат выпечки. — В дороге он был бы нам вовсе не лишним.

— Мы не уходим, — ответила Моргейн. И он в изумлении уставился на нее, не в силах понять, добрую новость он услышал или нет. — Я тут пораздумала и решила, что ты прав: здесь мы можем сделать передышку, а если мы не отдохнем, то в конце концов загоним коней и сами выбьемся из сил. За любыми из Врат нам не найти приюта. Так стоило ли отправляться в новый дальний переход, если мы ничего не выиграем? Пожалуй, три дня отдыха мы можем себе позволить. Думаю, твой совет был разумен.

— Теперь я уже сам в этом сомневаюсь. Вы никогда меня не слушали, а мы тем не менее живы.

Она рассмеялась.

— Это верно, но иногда мои планы из-за этого шли прахом. Раньше я не обращала внимания на твои советы и ничего путного из этого не выходило. Но теперь я согласна с тобой.

Они замолчали — пришли дети с серьезными выражениями на лицах. Они принесли им горячий хлеб, свежее молоко и сладкое масло. Моргейн и Вейни ели так, будто вечером их не накормили вдоволь, потому что для людей, находящихся в бегах, такой завтрак был просто роскошью.

Три дня пролетели быстро, но мягкость и доброта селян сделали многое, и это не осталось незамеченным Вейни. Из глаз Моргейн исчезла боль, иногда она улыбалась и даже смеялась.

Лошади тоже отдохнули. Дети приносили им пригоршни зеленой травы, холили их, расчесывали гривы и хвосты, чистили шкуры, и под конец Вейни осталось только подковать их — при том, что деревенский кузнец с радостью вызвался ему помочь.

Когда бы он ни появлялся в хлеву, дети, особенно Син, хватались за поводья и пытались задавать ему вопросы о животных, о Моргейн и о нем самом. Но он мало что мог понять в их речи.