Огнепоклонники - [41]

Билли распрямился, повернул серьезное лицо к зеркалу и стал молиться. Привычно развязав узел священного шнура, он расправил кусти на вытянутых руках. Билли ровно ничего не понимал в древних словах «Авесты», он знал только, что «шикаста, шикаста сехтан» значит «и одолею зло». При этих словах он тряханул кисточками на концах шнура и снова повязал его вокруг пояса, завязав узел сначала спереди, потом сзади. При этом он должен был напоминать себе, что обязан следовать трем заповедям: думать о добре, говорить о добре, творить добро.

Стянув шнур на поясе, Билли возвел глаза к зеркалу, сложил ладони перед грудью и зашептал молитву дальше.

Это был самый уединенный миг целого дня. Билли, наедине со своим богом, наедине со своим зеркалом, всматривался в себя. То, что он видел, его не восхищало и не возмущало — было просто интересно.

Билли внимательно обозрел в зеркале свои оттопыренные мясистые уши. Уши сильно мешали ему жить. Они торчали перпендикулярно к черепу на одном уровне с глазами, отчего глаза выглядели еще ближе посаженными друг к другу, чем на самом деле. Уши были самым уязвимым местом Билли. Братья и сестры с наслаждением трепали их во время драк, взрослые драли ему уши в наказание или просто тащили за уши в случае нужды.

Билли прижал уши ладонями и нашел, что так он смотрится гораздо лучше, но стоило отнять ладони, и уши опять становились торчком.

Он обвел ванную глазами, и взгляд его натолкнулся на тюбик зубной пасты на полочке. Пастой зубы чистил Фредди, и больше никому не разрешалось притрагиваться к ней. Билли стрельнул глазом на дверную задвижку и решил рискнуть.

Торопясь и проглатывая слова, Билли добормотал молитву, наскоро коснулся пальцами лба, потом пола и, расставшись с богом, полез за тюбиком. От тюбика пахло мятой. Билли отвернул колпачок и выдавил чуть-чуть на палец, надавил еще — из тюбика выполз блестящий белый червяк и плюхнулся на пол. Билли подобрал пасту с пола и слизнул ее с пальца. На вкус было приятно и прохладно, но пасты оказалось многовато, и Билли затошнило. Он завинтил колпачок и аккуратно положил тюбик на старое место. И тут заметил изумрудное кольцо.

Билли сразу узнал колечко: Фредди подарил его Ясмин на день рождения, когда ей исполнилось шестнадцать. Оно лежало на той же полочке, и Билли, конечно, заметил бы его раньше, если б так не спешил добраться до тюбика.

В дверь забарабанили:

— Ты что, все утро там торчать будешь? Не я буду виноват, если мы в школу опоздаем! — Язди явно сердился.

Язди уже месяц учился в новой школе, и поскольку Соли поступил в колледж, Язди и Билли вместе ездили в школу на велосипедах.

— Сейчас! — отозвался Билли, бросаясь отпирать.

На ходу он поймал свое отражение в зеркале. Довольная улыбка растянула рот чуть не до ушей, глаза блестели, как черные пуговки, из-под круглых очков в металлической оправе.

— Ты сам давай побыстрей! — успел он крикнуть Язди.

В своей комнате — Билли жил в ней вместе с Кати, которая уже давно ушла в школу, — он разжал кулак и рассмотрел кольцо. Переодевшись в серую школьную форму, Билли спрятал находку в карман.

Фредди теперь держал Язди в большой строгости, и Язди просто излучал раздражение. В школу и из школы он ездил с Билли. По вечерам за ним тактично присматривала вся семья. Если Язди выходил из дому, Соли сразу придумывал предлог, чтобы пойти с братом. Обе замужние сестры стали приглашать его к себе в гости, брали с собой в кино, в театры, в рестораны. Новая школа была далеко от старой, и Язди никак не успевал сгонять туда на велосипеде в перемену, чтобы повидаться с Рози.

Неделю назад Язди не выдержал — отважился подойти к преподобному отцу Джонсу и отпроситься с уроков до большой перемены.

— У меня очень срочное дело, — заявил он.

Учитель отпустил.

Язди на бешеной скорости помчался в старую школу и слонялся у ворот, пока не прозвенел звонок.

Увидев за воротами унылую долговязую фигуру с велосипедом, Рози со всех ног бросилась к Язди. В полном молчании они поспешили скрыться за живой изгородью в своем излюбленном уголке.

Язди сбивчиво рассказывал, почему его забрали из школы, как отец отнесся к его намерению жениться.

— Ты только не сердись! — умолял он, перехватывая ее взгляд.

Рози пылала от обиды, слезы жгли ей глаза. Ударив в бессильной ярости кулачком по траве, она выпалила сдавленным, хрипловатым голосом, какого Язди никогда раньше не слышал:

— Ублюдок чертов! Кого он корчит из себя?

Язди сжимал ее тонкие руки, целовал горячие, мокрые от слез губы.

— Не нужно так! Прошу тебя! Ну какое это имеет значение? Все равно я на тебе женюсь, не знаю как, но все равно женюсь… Я клянусь тебе… Ты только верь мне… прошу тебя… ну я прошу!

Требовательно зазвенел звонок. Рози отстранилась.

— Когда я теперь тебя увижу? — спросила она.

— В пятницу. Я опять отпрошусь.

Язди заглянул глубоко в зеленые глаза, такие страдающие, такие громадные на осунувшемся личике.

— Не бойся. Я уговорю отца. Дай только время.

Рози поднялась, разгладила складки школьной юбки.

— Можешь передать ему от меня — пусть повесится!

На обратном пути Язди то краснел, то заливался слезами.

Весь урок математики Билли любовно ощупывал спрятанное в кармане кольцо. А Язди в это время в своем десятом классе изо всех сил старался побороть робость. Отец Джонс был чрезвычайно грозен в тот день. Язди уже дважды приподнимался с места, но отпроситься не хватало духу, и он в страхе садился.