Огненный столб - [20]

— Кто тебе это сказал?

Она прикусила язык. Не стоило провоцировать помешанного.

— Разве не так верят в твоей стране?

— Не я, — ответил царь. — Я знаю правду.

— Да, — сказала Нофрет.

— Не надо меня успокаивать. — Он, кажется, обиделся. — Если бы я не был царем, меня бы считали за дурака.

— Но ты же царь, — сказала Нофрет. Было все же жутковато стоять здесь под луной и беседовать с царем, но он заинтересовал ее. Этот человек оказался вовсе не таким, как она ожидала, ни как безумец, ни как царь. — Я царь, — согласился он, величественно наклонив голову, как будто ее пригибала тяжесть двух корон, и засмеялся, коротко и невесело. — Я знаю, как мало мой народ любит меня. Даже мои дети. Но мною управляет Бог. Его никто не слышит, кроме меня. И я становлюсь глухим ко всему остальному.

— Может быть, — предположила Нофрет, — это не бог вовсе, а голос твоего собственного сердца.

Царь не набросился на нее и не попытался задушить. Он опустился на землю у фонтана, неловко подогнув длинные ноги, длинные руки вяло легли на камень.

— И я так думал, когда это случилось впервые. Вернее, осмеливался надеяться. Но я не настолько удачлив. Атон сделал меня своим инструментом. У меня нет силы быть чем-либо другим.

Он вызывал жалость и страх, скорчившись здесь, на земле, со своим чудным длинным лицом, странным долгим телом, мягким неуверенным голосом. Одно мановение руки этого человека могло повергнуть народы во прах. И все же он был всего лишь человеком, сумасшедшим ли, или действительно находящимся во власти своего Бога.

— Он поглотит меня, — продолжал царь. — Стоя по утрам в его храме, я чувствую, как мое тело превращается в огненный столп. Мое сердце обожжено и скоро рассыплется пеплом. Тогда я окончательно стану лишь его инструментом.

— И поэтому ты так поступаешь? Потому что Атон заставляет тебя?

— Да. Все так, как хочет он.

— Сегодня твоя невеста, — сказала Нофрет, — изо всех сил старалась подчиниться Богу, но она была в ужасе. Выходит, Бог овладел ею? Или позволил тебе пожалеть бедное перепуганное дитя?

Царь склонил голову к коленям. Его голос прозвучал глухо и бесконечно устало:

— Она такая юная. Такая нежная. И такая отважная.

— Ты вполне мог бы оставить ее такой. Или подождать. Она ребенок и созреет для брака еще очень нескоро.

— Она должна созреть сейчас, — царь все еще не поднимал головы. — Так говорит Бог. Нужен сын, или все рухнет; все погибнет. Ахетатон снова будет погребен в пустыне, под песком и камнями. Слава Атона забудется. И ложные старые боги снова придут к власти в Двух Царствах.

— И для этого ты забираешь жизни своих детей и заставляешь их служить тебе телом и душой?

Царь поднял голову. Его глаза были ясны, яснее, чем когда-либо видела Нофрет: как будто предвиденье божье снова вернуло его в этот мир, вместо того, чтобы забрать с собой.

— У тебя опасный язычок, дитя страны Хатти. Тебя из-за него изгнали?

— Дважды. Прежде чем попасть сюда, я была в Митанни.

— Из Двух Царств тебя не изгонят. Пока я здесь господин. Даю тебе слово.

Нофрет подумала, что слово царя стоит намного больше или намного меньше, чем большинство других.

7

При дневном свете царь оставался таким же, как всегда — мечтателем и Богом. Возможно, он и помнил ночной разговор в саду, но не подавал Нофрет никакого знака. Она тоже не пыталась ему напоминать. Лучше, если он забудет или хотя бы сделает вид.

Египет был странной страной, даже помимо своего царя. Здешние люди любили жизнь, любили смех, жили для солнца, отгоняя ночь лампами и весельем. Но именно поэтому они никогда не забывали, что жизнь неминуемо кончится; даже Бог, по их верованиям, смертен.

Страна вечного покоя была для них страшным местом — насколько знала Нофрет, так обстояло дело повсюду. Египтяне поместили ее на западе, позади заходящего солнца; населили демонами и душами беспокойных мертвецов. Но для тех, кому повезло, для царей или обладателей богатства, равного царскому, а с недавних пор даже и более скромного, но достаточного, чтобы построить гробницу и заплатить жрецам за необходимые ритуалы, в царстве мертвых была особая страна, где им предлагались все радости земной жизни. Путь в нее был труден, дороги отмечены магией. Существовала специальная книга, описывающая эти дороги, книга древняя, как сам Египет, которую богатые люди могли брать с собой в свою гробницу.

Гробница была домом вечности, местом отдыха для тела. В египетском понимании смерти была одна особенность: тело должно сохраняться, и имя должно помниться, иначе душа, блуждающая по царству мертвых, сгинет. Цари, вельможи, каждый человек, обладающий богатством или высоким положением, начинали строить себе гробницу еще в молодости. Ее обставляли богато, как дворец, и наполняли изображениями жизни, на которую надеялись в загробном мире, — жизни точно такой, как в реальном мире.

Место, где строились гробницы, было известно, но каждая построенная гробница хранилась втайне, насколько это возможно среди множества строителей. Но строители держались особняком, как и жрецы в причудливых одеяниях, и, хотя храмы мертвых скрыть было трудно, гробницы и сокровищницы для тел были зарыты глубоко и надежно спрятаны от грабителей.