Огненный скит - [19]

— Знаем мы ваши порядки, — снова хихикнул Колесо, но осекся под тяжелым взглядом вожака.

— А вы кто, добрые люди? — в свою очередь спросил Изот, обводя глазами разбойников. — И как вы попали в такую глухомань? Сюда и ворон костей не занашивал.

— Ворон не занашивал, а мы сами пришли, — осклабился Колесо.

Одноглазый усмехнулся, и, не обращая внимания на слова своего товарища, сказал:

— По своим делам шли, да заблудились. Портные мы. — Единственный зрячий глаз детины закатился к переносице.

«Он еще и косит», — подумал Изот.

У него не было страха перед разбойниками. Да и лютая ненависть отхлынула от сердца. Больше всего ему хотелось, чтобы они поскорее убрались подобру поздорову.

— Портные мы, — захохотал Колесо, повторяя слова атамана. — Игла дубовая, а нить вязовая. Слыхал о таких, кто не сеет и не пашет, а пропитание имеет. — Он приблизил глаза к лицу Изота.

Изот чуть было не пнул разбойника. Из всех троих он ему показался самым паскуднейшим. То ли он был полудурком, то ли очень взбалмошным и невоздержанным.

— В вашем скиту, — продолжал Одноглазый, — был у меня знакомец один, частенько с ним засиживались в придорожном трактире. Он хоть и вашего брата, но на стороне не прочь был и выпить, и посудачить, и к женщинам тягу имел. Звали его Филиппом. Ты ненароком не знаешь такого?

— У нас не один Филипп был, — усмехнулся Изот, поняв, куда клонит разбойник. — Филипп Лузов, Филипп кадушник, Филипп Косой… О каком Филиппе речь ведёшь?

— О том, кто Косым прозывается.

— Был такой.

— Почему был? — переспросил Одноглазый и пытливо воззрился на ключника, словно пытался прочитать его мысли.

— Так сгорели все, — как можно простодушнее ответил Изот, стараясь не выдать себя, так как говорил неправду. — Ни единой живой души не осталось. Одному мне суждено дожить до этого дня… Вишь, что от скита осталось, — он обвел рукой безжизненное пространство. На глаза непроизвольно навернулись слезы. Он смахнул их рукавом. — Одни головешки да зола…

— Что с ним балясы точить, — ввязался в разговор Колесо. — Пусть сказывает, где у них казна. А то мелет Емеля, будто его неделя.

— Постой, — детина легонько толкнул Колесо концом дубины. — Не лезь поперёк меня. — И снова обратился к Изоту. — Не врёшь, что один остался?

— А какой резон мне врать!

— А что здесь делаешь?

— А куда мне идти? Да и покойников надо похоронить по христианскому обычаю.

— Может, в лесу ещё кто хоронится?

— Некому хорониться… Все здесь лежат. А кого я отыскал, те на погосте.

— Воля твоя на твоё слово, — сверкнул бельмом предводитель шайки. — Мы тебя отпустим на все четыре стороны, — продолжал он, — если ты укажешь, где хранится ваша казна.

— О чём ты говоришь! — поднял на него глаза Изот. — Какая казна?

— Знаю о казне вашей всё, — насупился Одноглазый. — Так что хвостом не верти, а сказывай…

— Мы люди малые, страдаем за веру отцову, где нам казну иметь.

— Не лукавь, человек. Есть у вас казна, и немалая. В ней и золото, и серебро, и жемчуга разные. Мне знакомец мой, ваш брат скитник Филипп сказывал. Так чего тебе отпираться?!

— Если Филипп сказывал, спроси у него, где казна та.

— А ну говори, если атаман спрашивает, — толкнул Изота в грудь Колесо. — Говори, где золото зарыто? Ещё фордыбачится здесь.

— Да какое у нас золото! Мы люди нищие, живём своим трудом. Что добудем, то и наше. Земля — она и поит, и кормит. Да вот огонь все труды и старых и малых пожёг…

— И поделом вам! — воскликнул Колесо. Его злые глаза, словно пиявки, впивались в Изота.

— Скажи по-доброму, где ваша казна, — вновь заговорил Одноглазый, — и мы тебя отпустим по здорову.

— Не знаю. Может, и был у кого крестик золотой или колечко какое с камешком, но всё огонь унес.

— Что с ним цацкаться, — визгливо заорал Колесо. — Поджарить его. Быстро всё вспомнит. Не оставляй его так, Глаз. Он не зря здесь отирается. Сторожем он здесь поставлен. Стережёт золото. У-у, — он потряс кулаком перед лицом Изота. — Знаем мы вас, беспоповцев. Чую, атаман, что так оно и есть.

Атаман обвёл развалины скита своим единственным зрячим глазом, и, опёршись на дубину, сказал Изоту:

— Слушай, человек, в последний раз спрашиваю по-доброму: скажи нам правду, где ваше золото?

— Я же сказал: нету у нас золота.

— Врёшь ты, стервец, — разозлился Одноглазый. — По глазам вижу — врёшь! Снимите с него кафтан, — обратился он к товарищам, — и всыпьте ему по первое число, чтоб разговорился.

— Сделаем, Глаз, сделаем в наилучшем-с виде-с, — снова хихикнул Колесо. — Чего, чего, а это мы можем-с.

Он достал из мешка кусок кручёного сыромятного ремня аршин четырех длиной, сложил пополам, взял в горсть снегу, пропустил ремень через кулак, чтобы был помягче.

— Сейчас тебе, старик, тепло будет. Язык-то развяжется. Разговоришься. У меня не такие удалые правду матку сказывали.

Колесо подскочил к Изоту и схватил за воротник:

— Сымай кафтан!

Изот повёл плечом, освобождаясь из цепких рук разбойника, и ладонью ударил Колесо в подбородок, скорее, не ударил, а оттолкнул. От толчка Колесо отскочил в сторону, ноги у него подкосились и он упал на спину, выпустив из рук ремень.

Кучер простуженно рассмеялся, увидев кулём падающего товарища, потом резко замолчал, прикрыв рукой рот. Одноглазый поднял бровь, но в драку не ввязался.