Огненный скит - [13]

— Отче Кирилл, — наклонился к его лицу Изот. — Отче!?

Кирилл вглядывался в ключника, словно пытался осознать или вспомнить, кто перед ним. Слабо дрогнула рука и поползла ко лбу, видимо, он хотел перекреститься.

— Отче, али не узнаешь? Это я, Изот!

— Изо-о-от, — прошептал, а скорее, выдохнул Кирилл бескровными губами. — Это ты, сыне?

— Я, я, — обрадовано откликнулся Изот, ещё ниже наклоняясь к старцу. — Боже праведный! Очнулся!.. Дай я поправлю тебе в головах!.. Какая радость!.. Тебе не холодно, отче? Дай я укрою тебя кафтаном?

— Не надо. Мне покойно и удобно, — тихо ответил старец. — Вот только… подними голову повыше.

Изот принялся выполнять приказание старца, всё время твердя:

— Боже праведный!.. Пришёл в себя. Как я молил Бога, чтобы ты был жив!.. И вот он услышал меня…

— Вот так хорошо, — проговорил Кирилл, когда ключник поднял его голову повыше. — Теперь… дай мне испить, — попросил он.

— Тебе водицы, а может… мёд есть.

— Не надо мёду. Воды, воды. Сухо во рту…

Изот опрометью бросился к камельку, радостный, что старец пришёл в себя. В черепок зачерпнул воды из ушата, поднёс к губам старика. Тот сделал несколько маленьких глотков. Вода пролилась с краешков губ на бороду.

Кирилл был очень слаб. Пока он пил, Изот поддерживал его голову руками.

Выпив воды, Кирилл бессильно опустился на прежнее место.

— Будет, Изот, — прошептал он. — Теперь удобнее положи голову на изголовье.

— Может, накрыть тебя? — суетился Изот. — Здесь холодно.

— Мне не холодно. Я весь горю.

— Как руки, ноги, тело? Не зашибся где?

— Не знаю, — ответил Кирилл. — Болит всё. Как через жернова пропустили… Ты сядь. — Старец хотел сделать знак рукой, но она не повиновалась.

Изот подвинул обрубок бревна, сел на него в головах наставника.

— Где мы? — спросил старец, поводя глазами по сторонам и оглядывая потолок погреба. — Не пойму…

— В скиту, отче. В кладовых.

— В кладовых?!

— Да. Скит сгорел, отче.

— Сгорел? — переспросил Кирилл. — Помню, пожар был… Сгорел, значит?

— Весь, отче, без остатка.

Кирилл несколько мгновений молчал, видимо, приводя мысли в порядок.

— Где остальные?.. Где Серафим, Пётр? — Он назвал имена своих келейников.

— А нет остальных, отче. Всех погубил огонь…

— Весь скит сгорел, — повторил Кирилл, ещё не сознавая всю тяжесть происшедшего. — И никого не осталось?..

Изот вздохнул:

— Никого не осталось, отче. Только ты да я. Да ещё младенец. Совсем махонький, грудной…

— Младенец?

— Дуняшки Столбовой сынок. Сама-то погибла, а младенца сохранила, спасла. Нашёл я её мёртвую… А младенец жив остался.

Старец на мгновение закрыл глаза, потом снова открыл и спросил:

— Как же ты спасся?

— Чудом, отче. Проснулся от гула, треска и, чудилось, криков. Бросился с оконцу, вижу — горим! Хотел выскочить, а дверь не открывается. О тебе подумал: «А как же отче?» Бросился в переход, а он огнём объят. Вот удалось в кладовые пробраться…

— Отчего же пожар? Не одна келья загорелась, а все, говоришь, вспыхнули, все сгорели?

— А слушай, отче! Пробрался я в кладовые, посчитал, что надо мне выбираться к погосту узким лазом. Дойдя до развилки, увидел свет в хранительнице. Кто, думаю, там может быть? Подошёл с опаской — и кого я увидел?

— Кого? — переспросил старец.

— Филиппа Косого.

— Филиппа?!

— Его. Да не одного, а с дружком городским. У ларя они орудовали, открыть хотели…

— На Филиппа никогда надёжи не было. Трухлявый он человек.

— Разговор они вели… И понял я, что пожар — дело их рук. Они вспоминали барина. Помнишь, которого выходили в прошлую зиму? Так, по их разговору, выходит, что барин учинил пожар. По его наущению подожгли они скит, чтобы забрать казну нашу.

Изот замолчал, видя, что Кириллу после его слов стало совсем плохо. Он лежал с закрытыми глазами, и Изот увидел, как из-под век набухали слезы, готовые вот-вот скатиться по щеке.

— Ах, отче! Словами своими разбередил тебе душу… Поправишься, тогда побеседуем.

— Постой, — хотел его остановить Кирилл, видя, что Изот собирается уходить, а потом, видно, передумав, сказал: — Да, потом. А теперь иди, сыне. Ослаб я. Отдохну.

Изот не стал его тревожить разговорами. Сняв вскипевшую воду с огня, он добавил в неё меду и размочил сухари. Съев свой скудный завтрак и покормив ребёнка, стал собираться на улицу.

Первым делом он решил предать земле останки всех погибших от пожара, пока пепелище не занесло снегом. Убедившись, что двое его подопечных крепко спят, Изот взял топор и лопату и пошёл на кладбище, расположенное на плоском бугре недалеко от скита.

Было совсем светло. Снег перестал сыпать, но день обещал быть пасмурным. Солнце не показывалось над горизонтом, скрытое густой пеленой облаков. Облака пластались настолько низко, что казалось столетние ели касаются их своими вершинами.

Выбрав место между двух берёз, Изот очертил лопатой границы могилы и приступил к работе. Снегу было мало, и земля успела промерзнуть, но, к счастью, неглубоко. Мерзлую землю ключник раздробил топором, а потом стал копать.

Когда могила была готова, он наведался в подземелье, покормил младенца, подстелил сухую ветошь, дал питья Кириллу и стал переносить тела погибших на кладбище. Принёс сюда и церковную утварь, кроме потира, который мог сгодиться на кухне. Спасённое женщинами церковное имущество сложил рядом с останками скитниц. Совершив над покойными молитву, засыпал могилу землёй, а на глинистый холм водрузил крест, сделанный из срубленных жердей.