— Семён Петрович всё равно бы тебе не дал, — сказала Майка. — Он насчёт материалов строгий.
— Дал бы, если каждый день к нему приставать. Убедил бы его. Ты думаешь, я для себя стараюсь? Вот для таких, как Андрюшка! Вместо того чтобы болтаться где-то с Афоней — куда лучше, пришёл к себе на площадку и гоняй в футбол хоть до потери сознания. И все ребята тут вместе, и жить веселей будет.
— А вы поговорите об этом с Афоней, — сказала Майка.
— Не хочу. Афоня сам должен понять. Он парень башковитый. А сам не захочет к нам прийти — тем хуже для него. У него и у меня отцы погибли за завод, а что он делает для завода?..
— Ничего, — ответила Майка.
— И ты ничего не делаешь, — строго сказал Миколка.
— Да, это верно, — не спорила Майка.
— Ну, а какие выводы напрашиваются? — спросил Миколка.
— Это моё дело.
— А ты скажи!
— Да ладно к ней приставать! — одёрнул Витаха своего приятеля. — Не хочет говорить — и не надо. А мы Андрюшку за такие дела можем к пионерской ответственности привлечь.
— Правильно! — сказал Миколка. — Напишем в Москву — и дело с концом. Дескать, вы нам не того человека прислали, отзовите обратно и всыпьте ему! И всыпят!
— В общем, до свиданья, — сказал Витаха Майке.
— Живите богато… на те денежки, — добавил Миколка и вышел в коридор.
Ребята ушли. Они больше ни в чём не убеждали Майку. Она сама хорошо понимала, что натворили Афоня с Андрюшей.
«Какие у Витахи брови мохнатые! — думала Майка, лёжа в постели. — И лицо такое, как у лётчика. А рубашка на спине драная».
Ноги у Майки были как чужие. Сегодня она много ходила. Положив под локти подушку, она смотрела в раскрытое окно.
По шоссе, оглушительно лязгая гусеницами, прополз трактор. Он тянул за собой два прицепа на резиновых шинах.
Лёгкий ветерок внёс в комнату пожелтевший тополиный лист и бесшумно уложил его на подоконник.
«Осень скоро, — думала Майка. — Как лето быстро проходит! Ещё месяца полтора — и начнётся настоящий листопад. Надо уже сходить в школу записаться. Андрюша-то уедет, а мне жить на стройке».
И вдруг у девочки как-то само собой срифмовалось: стройка — койка.
Она представила себе прокатный цех, домну, много работающих людей, то есть всё то, что она видела сегодня, и тут же вообразила какого-то человека, который в грязной спецовке лежит на койке и покуривает.
Майка усмехнулась: «стройка — койка», а потом вдруг зашептала:
— Кругом в цехах работает народ… Подходит. Если ты пришёл на стройку… Если ты… И если ты хочешь помочь стройке… С утра… С утра…
Последние строки родились внезапно. Майка вскочила с постели и записала в тетрадку:
Кругом в цехах работает народ.
И, если ты хочешь помочь стройке,
С утра иди ты на завод,
А не лежи на койке.
Девочка прошлась по комнате и продекламировала стихи в полный голое. Они ей понравились. Нужно было продолжать.
В это время в комнату заглянул Андрюша.
— Майка, — радостно сказал он, — смотри, что я тебе принёс!
Он развернул бумажку, и стеклянная звёздочка радужно сверкнула.
— Это тебе от Афони и от меня!
— Ты откуда её взял? — хмуро спросила Майка.
— Купил, — сорвалось у Андрюши.
— На те десять рублей, которые вы выпросили у жены инвалида?
— Откуда ты знаешь?
— Знаю вот! Значит, на те десять рублей? Благородный поступок!
— А тебе какое дело, на какие деньги я купил? Я тебе дарю, и всё.
— А я не хочу от тебя такого подарка! У меня был Витаха, и он мне всё рассказал.
У Андрюши задрожали губы, и он сел на стул. «Вот, говорил я Афоне!»
— Зачем вы сказали, что вы Витахины приятели? — продолжала Майка. Лицо у неё было строгое. — Теперь вы не только себя, но и Витаху опозорили! Надо сейчас же отдать деньги.
— Нету больше денег, — тупо вертя в руках брошку, сказал Андрюша. — А Витаха что — хочет рассказать об этом папе?
— Нет, хуже, — сказала Майка, — он тебя выгонит из пионеров.
— А как же он выгонит? Я же не здесь учусь.
— Ну и что же? — ответила Майка. — Он напишет письмо в Москву, в твою школу, а там тебя обсудят и выгонят.
Андрюше стало страшно. Это походило на правду. Майка говорила какими-то железными словами. Нет, пионерский галстук для Андрюши был дорог. Отец — коммунист, а как же его выгонят из пионеров?
— И ты не могла заступиться за меня? — спросил он.
— А что я могла сказать, когда он на меня тоже наступал! И он был прав. Ты помнишь могилу около мартеновского цеха? Там написано, что похоронен Грицай…
— Ну?! — Андрюша вспомнил. Он даже вспомнил, что тогда удивлялся, почему Грицай не Герой Советского Союза.
— Оказывается, знаешь, кто это? Витахин отец. Он на заводе работал и погиб за него. А Витаха его дело продолжает, тоже трудится. Понял? А ты что с Афоней продолжаешь? Ты курортник! И правильно тебя так прозвали.
— Сама ты курортница! — разозлился Андрюша. — Чего ты меня воспитываешь! — И тут же ему подумалось: «И как это я не мог остановить Афоню…»
— Ну и что же! Я была курортницей, а теперь не буду.
— А что сделаешь?
— К Витахе пойду!
— Ты ему уже сказала об этом?
— Сегодня не сказала, а скажу.
— Значит, с нами больше не дружишь?
— Нет.
— Ну и ладно, не заплачем. А ты знаешь кто? Ты предательница! И я у тебя больше не буду обедать.
Андрюша вскочил со стула и, не глядя на Майку, вышел в коридор. И, как ему ни жалко было, он бросил брошку на пол и ударил по ней ногой.
