Огненные зори - [59]

Шрифт
Интервал

«Он рожден не попом, а механиком», — улыбаясь, говорили крестьяне и восхищались его трудолюбием.

И действительно, Андрей не был рожден для поповской службы. Сама натура его противилась всем постам и молитвам. Человек кипучей энергии, подвижный, он не был чужд мирским страстям. Двуличие не было свойственно Андрею и он старался под рясой и камилавкой спрятать свои настоящие чувства, как это делали другие духовные пастыри. Открытый и прямой в своей семье, перед соседями, близкими и противниками, Андрей не мог вершить службу строго по божьим законам. В священное писание, которое читал в силу своих обязанностей, он не верил и все требы справлял спустя рукава. Даже когда его звали прочитать над больным молитву, он вел себя как врач — лечил не душу, а тело. Дома он держал аптечку, где хранились простые лекарства — йод, нашатырь, капли, хинин. А когда в церковь приходила какая-нибудь согрешившая молодуха и, как заблудшая овца, тыкалась головой в его колени, чтобы получить отпущение грехов, поп Андрей прямо говорил ей:

«Ну, не лижи мне руку, как овца соль. Скажи лучше, с кем это ты так влипла. Мужу твоему не скажу…»

И вместо того чтобы дать поцеловать крест, он отвешивал ей пару пощечин и прогонял с наставлением больше заниматься делом и заботиться о муже. И это давало лучший результат, нежели фальшивые раскаяния, слезы и обещания. Встретив мужа заблудшей овцы, поп угощал его и, подмигивая, спрашивал:

«Как твоя молодица? Не кружится у нее больше голова?»

«Знаешь, святой отец, с тех пор как исповедовалась у тебя, как рукой сняло…»

«Покрепче держи ее за узду и загружай работенкой, не жалей. Женщина, как кукуруза: чем больше ее бьет град, тем крепче становится».

«А разве так гласит священное писание?»

«Все это есть в моем писании…»

Поп Андрей был из семьи тружеников — Игнатовых. Люди дела, они не витали в облаках, а твердо держались за землю, стараясь взять от нее все, что только она могла дать. Работящие, общительные и дружелюбные по натуре люди. Бедные, но с широкой душой.

Отец Андрей отделился от своей семьи, и, хотя служба и труд позволяли ему жить в достатке, он все же не утратил качеств, присущих Игнатовым, дорожил ими, как родовой отметиной. И поэтому люди прощали ему церковные прегрешения, или, вернее, из-за них считали его своим человеком и даже защищали от светских и церковных властей. А власть имущие неустанно следили за ним и доносили на него устно и письменно в митрополию. Из-за этих дрязг Андрей все больше охладевал к церкви и становился небрежным к несению службы. Не раз случалось так: приходят люди в церковь, ставят свечи, а попа все нет и нет. Послушают богомольцы старого псаломщика деда Аминя, который звонче и дольше всех тянул «Ами-и-нь», подождут, пока догорят свечи, и пойдут себе домой. А отец Андрей тем временем копошится на своем поле, любуясь мозолистой твердью земли. Человек, который любил жизнь со всеми ее радостями и огорчениями, не мог не вступить в конфликт с начальством, и вскоре дело дошло до разрыва.

Еще во время войны, будучи мобилизованным, отец Андрей понял лицемерие своей священнической службы. Вместе с солдатами он пережил голод и все ужасы войны. Совесть не позволяла ему петь над умирающими солдатами молитвы о спасении их душ. Он проникся презрением и ненавистью к тем, кто придумал ложь о спасении души. Он не отпевал убитых, а погребал полуголые солдатские тела с проклятиями в адрес убийц. Причем убийц он видел не только в тех, кто стрелял из неприятельских окопов, но и в тех, кто бросил болгарский народ в эту войну. Еще в окопах он возненавидел царей, которые по священному писанию были божьими помазанниками и могли делать все, что захотят. Только одну фразу из евангелия Андрей произносил с упоением: «Истину, истину говорю вам — легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, нежели богатому войти в царство небесное».

Поп бунтовал вместе с солдатами, тайком читал коммунистические газеты. Как священник, он имел возможность переходить из окопа в окоп и разъезжать по позициям, скрывая под рясой прокламации. Листовки призывали повернуть винтовки против тех, что затеял войну. Еще на фронте отец Андрей понял смысл этого призыва и поднял оружие против монархии. Хотя солдатское восстание потерпело поражение, отец Андрей вернулся в село с горячей верой в то, что новое всенародное восстание победит и в стране восторжествует справедливость. И поэтому его не пугали угрозы владыки расстричь священника. Он ждал времени, когда сумеет сбросить с себя сан и расстрижет владыку.

— Ты служишь дьяволу, сатане! — Отцу Андрею казалось, что во время своей последней службы он услышал голос высшего представителя бога на земле.

Служба была последней, потому что то, что готовилось втайне, скоро должно было стать реальностью. Приняли решение поднять восстание, и поп стал готовиться к нему. Он служил свою последнюю службу и собирался открыто свести счеты со своими хозяевами.

— Если избавление человечества зависит от сатаны, я буду служить ему… — размышлял он.

— Но ты же дал клятву служить богу до гроба.

— Верно, господи меня помилуй. Еще будучи бедняком, я хотел учиться, но у нас, Игнатовых, не было денег. Божий дом принял меня учиться без денег, и я дал клятву служить богу. И служил… Но и господь бог дал клятву, однако не выполнил ее.


Еще от автора Стоян Даскалов
Цветины луга

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.