Огненные времена - [87]

Все это я ясно увидела посреди бушующего пожара, а потом вдруг почувствовала на руке ласковое прикосновение, призванное успокоить мое сердце, смягчить мою боль.

Я перестала плакать, повернулась и увидела Жеральдину. Она улыбалась мне нежно, успокаивающе.

Но я не нашла в себе сил ответить ей улыбкой. Ибо время еще не пришло, ибо сердца наши еще не были готовы и нам не оставалось ничего иного, кроме как ждать.

Дни, последовавшие за уходом англичан на юг, были трудными. Пережившие осаду бродили по городским улицам и полям, простиравшимся за разрушенными стенами, но повсюду земля была выжжена дочерна, и в столетних садах и виноградниках не осталось ничего, кроме обуглившихся пней. Даже вода была отравлена, потому что англичане заполнили реки, ручьи и колодцы трупами своих жертв.

Однако монастырский колодец они не тронули. У нас была свежая вода и много еды. Чтобы мы не умерли с голоду, нормандцы сохранили для нас запасы муки, овощей и фруктов на поле позади монастыря. Ибо первые дни после сожжения города мы были совсем одни и считали, что, кроме нас, не выжил никто. От той деревни, жители которой обрабатывали наши поля и пасли наш скот, осталась лишь выжженная земля и обгорелые развалины.

Наш монастырь, однако, был разрушен лишь наполовину. Жилая часть сильно пострадала от пожара, так как сгорело все деревянное и матерчатое, но, хотя комнаты были полны грязи и пепла, каменная основа здания не пострадала. Долгие часы наступившего спокойствия – относительного спокойствия, конечно, – мы выгребали черную грязь и пепел из лучше других сохранившейся большой комнаты, которую использовали как больницу. Все мы – монахини, прокаженные и больные, жили и спали в этой комнате, и все, кто мог, работали над восстановлением нашего общего дома.

Те, кому удалось убежать от англичан, возвращались в Каркассон и обнаруживали, что их дома сожжены дотла. Те же, кто остался в городе и чудом пережил и меч, и огонь, бродили повсюду в поисках пропитания. Не прошло много времени, как и те и другие обнаружили и нас, и запасы еды, оставленные для нас командиром-нормандцем. Вскоре монастырь, многие годы заполненный лишь на треть, был забит до отказа. Помимо жаждущих и голодных людей было много обожженных, раненых, отравленных зараженной водой. Больных оказалось так много, что у нас не хватало сил за ними ухаживать, и еды, чтобы всех накормить. Многих я лечила с помощью богини и отправляла восвояси. Но несмотря на это, нам, монахиням, пришлось отказаться от еды в пользу больных, и поэтому мы испытывали постоянный голод. Но еды все равно не хватало, и мы молились о помощи.

И помощь пришла от епископа. Однажды холодным утром, без всякого объявления и сопровождения, в одеянии простого сельского священника он приехал к нам в телеге, запряженной двумя ослами. К нашей радости, телега была полна сокровищ из Тулузы: там были сыр, вино, яблоки, мука и оливковое масло и несколько кур и петух, все со связанными ногами. Кроме того, к телеге были привязаны баран и пара овец.

Мы возликовали при виде этого дара. Потом епископ пожелал поговорить со мной и матерью Жеральдиной наедине. Мы отправились в кабинет Жеральдины и закрыли за собой тяжелую дверь.

Епископ откинул капюшон поношенного черного плаща, и мы увидели его напряженные губы и лоб, гневные и резкие глаза.

– Мое присутствие здесь носит неофициальный характер, – мрачно сказал он, и его слова потекли к холодному небу струйкой теплого пара. – Но я должен вам сказать, что до Церкви дошли слухи об исцелении Жака-прокаженного и голосование почти поровну разделилось между теми, кто считает, что это поразительное событие было инициировано Богом, и теми, кто считает, что за ним стоит дьявол. Моя позиция сыграла решающую роль. Теперь Церковь официально признала это исцеление чудом Господним, но сестра Мария-Франсуаза не была отмечена особым расположением. Будучи женщиной, и к тому же простого происхождения, она была просто орудием Господней милости. Так говорит архиепископ.

Некоторое время Жеральдина и я спокойно обдумывали все это, а потом аббатиса сказала:

– Вам следует знать, ваше святейшество, что английские и нормандские солдаты захватили наш монастырь и их командир смертельно ранил меня. Сестра Мария исцелила меня на виду у всех, так что теперь это уже никого не удивит. Скоро об этом станет известно всему народу. Все происходит так, как и должно было быть.

Он внимательно выслушал ее и уважительно кивнул. Но она еще не закончила свою речь.

– Я научила ее всему, что знаю, Бернар, и она была хорошей ученицей. Мои уроки ей больше не нужны. С вашего благословения, я откажусь от должности аббатисы. Сестра Мария-Франсуаза станет аббатисой вместо меня. Так должно быть. Я видела это во сне.

В течение недели я была официально провозглашена аббатисой, и наша маленькая община стала именоваться «Сестры святого Франциска и Царицы Небесной». По мере того как в Каркассоне постепенно налаживалась жизнь, наш монастырь рос и так же росла слава о моих чудесах. Поток сирых и убогих, слепых и калек потянулся ко мне в надежде на мое прикосновение. Некоторых из них с позволения богини я исцеляла. Богатые верующие завалили нас дарами – золотом, лошадьми, виноградниками, земельной собственностью. Не знаю, как бы я справилась со всем этим, если бы не помощь послушницы, сестры Урсулы-Марии, дочери торговца, умеющей считать деньги и вести учетные записи. Множество братьев и сестер добровольно устремились к нам, чтобы помочь ухаживать за больными, работать в саду и в поле, пасти скот, высвобождая нам, монахиням, время для учебы и молитвы.