Огненные времена - [25]

И тут ее охватил ужас за младенца и за себя. Жар огня стал таким мощным, что она чувствовала, как волдырями покрылись ее лицо, и руки, и ноги. Но несмотря на боль и страх, она нашла в себе силы взглянуть за окруживший ее огонь, туда, в темноту, – и увидеть там мерцание глаз, наблюдающих за ней из тьмы.

И хотя глаза эти были волчьи, в них светился ум далеко не звериный, и глаза эти принадлежали фигуре еще более темной – человеческой фигуре, высокой, зловещей. Увидев эти глаза, она вспомнила звук разбитого стекла.

Зло присутствовало здесь со дня, когда она родилась. Она выросла, зная о его присутствии, зная, что вся ее жизнь – это борьба против него.

– Богиня, помоги мне! – вскричала она.

И тут же языки пламени отступили, и Анна Магдалена увидела спокойные черты деревянной статуи и почувствовала облегчение. Это не нападение зла, напомнила она себе, а видение, о котором она сама попросила богиню, для того чтобы узнать самое сильное волшебство.

Поэтому она успокоила свои мысли. Подул сильный ветер, и огонь сполз с деревьев, оставив их целыми и зелеными, и устремился по потрескивающим листьям и земле к Анне Магдалене, образовав вокруг ее ног кольцо.

Она по-прежнему чувствовала сильную боль, и какое-то время страх еще метался в ней, как птичка, ищущая спасения из клетки, но потом утих, ибо между ней и ее врагом – на том самом месте, где прежде стояла деревянная статуя, – стояла живая женщина.

Женщина с блестящими черными волосами и глазами темными, как вода в колодце, молодая и сильная, с носом, как у ее матери, и такими же губами и оливковой кожей, как у отца…

– Сибилла, – прошептала Анна Магдалена дрожащим от радости голосом.

Несмотря на то что огонь не переставал лизать ее ноги, она не чувствовала ничего, кроме любви и счастья при виде своей внучки – взрослой и прекрасной. И вдруг она с изумлением увидела, как лицо женщины прямо у нее на глазах стало вдохновенным, прозрачным, преображенным внутренним сиянием.

– Ля дэа вива, – пробормотала Анна Магдалена, – богиня жива.

Ибо никакое человеческое лицо – или деревянная статуя – не могло бы выразить такого бесконечного покоя, такой бесконечной радости, такого бесконечного сострадания.

Она знала, что ее внучке уготована великая судьба, но не знала до сих пор, что Сибилль предназначена стать избранным сосудом.

И в этот миг сердце Анны Магдалены открылось состраданию, охватившему все: охватившему огонь, охватившему боль, охватившему ту судьбу, какую уготовила для нее богиня, и охватившему даже прячущегося врага, более всех достойного сожаления.

И когда она почувствовала, что ее сострадание направляется прямо на светящиеся в отдалении глаза, глаза эти тут же стали сжиматься, сужаться, как и вся темная фигура, и вот она уже была больше не фигурой человека, а фигурой волка, потом собаки. Желто-зеленые глаза вспыхнули, а потом стали тускнеть, гаснуть.

«Страх!» – поняла Анна Магдалена.

Страх для него, что мясо для волка – кормит его, придает ему силы. И тут же она поняла, что за стена возведена вокруг сердца ее невестки и из какого вещества она построена. Несмотря на всю магию и все молитвы Анны Магдалены, именно страх Катрин сделал ее дочь уязвимой.

Внезапно Анна Магдалена пришла в себя и увидела, что стоит на коленях в темной оливковой роще и что она совершенно одна. Кругом – тишина, лишь копошатся в листве мелкие лесные создания. У ее ног мирно спит спеленутый младенец. Она печально подняла глаза на знакомую деревянную статую, на ее добрую улыбку.

– Ты не случайно показала мне все это, бона дэа. Теперь же позволь мне быть мудрой.

Она начала молиться, и ответом ей сначала было лишь уханье совы, а потом богиня сказала:

– Два пути лежат перед тобой, – и Анна Магдалена сердцем услышала ее голос, не узнать который было невозможно. – Один благополучный. Другой – полный опасности. И решать тебе. Лишь самая сильная магия способна превратить малютку в ту женщину, которой она должна стать. Лишь самая сильная магия, которая и ей одной не под силу. Поэтому из всех людей на земле я вверила ее твоим заботам. Это твоя судьба, это твое предназначение, ради которого ты родилась. Так ты примешь решение? Ради нее? Ради меня?

– Я сделаю это, – прошептала Анна Магдалена, и ее глаза наполнились слезами любви и скорби. – Сделаю. И пусть мы обе благополучно пройдем наш путь и укроемся наконец в твоих объятиях.

Некоторое время она стояла на коленях со склоненной головой, ошеломленная, сердце ее было открыто богине. Потом встала и подняла ребенка.

Они с малюткой Сибиллой будут и дальше жить с ее родителями. Для чего причинять им горе, если враг все равно последует за младенцем, куда бы он ни делся? А кроме того, Анна Магдалена знала теперь, с какой стороны попытается напасть враг.

«Я должна изо всех сил стараться не пускать в свое сердце страх. Богиня поможет мне держать его на расстоянии».

Наконец Анна Магдалена поклонилась богине и медленно пошла по оливковой роще – домой.

Катрин беспокойно металась во сне, зачарованная волнующим сновидением: плакал младенец, печальный совенок, и Катрин почувствовала шевеление в набухших грудях и внезапно появившуюся влагу. Это молоко пришло, пора ребенка кормить, ее ребеночка… Но где же он, ее ребеночек?