Огненные ифриты - [2]

Глаза ифрита походили на полыхающий смарагд, а длинные волосы колыхались на солнечном ветру. Никакие это были не волосы — Ааренс точно это знал — но воспринимались именно как волосы. Многое требовалось переосознать, а многое просто принять на веру.

— Да, мальчик мой. Я знаю, что наш противник большой мастер на всякие пакости, и жду, когда мы встретимся с его больной фантазией. Он когда-то мечтал командовать армией киборгов — это такая искусственная жизнь — и уничтожать планеты.

— Мы сами с тобой, отец, можем уничтожать планеты. — ответил Ровоам, и его огненные смарагдовые глаза смеялись.

Да уж, это точно, вздумай огненный ифрит проникнуть на любую планету, он сжёг бы всё вокруг, как частица солнечного вещества. Даже воздух закипал в присутствии ифрита.

— Где мать? — спросил Ровоам.

— Сидит где-нибудь на корме и смотрит на скопления галактик. — ответил Ааренс, и в голосе его не было веселья. Маргиана не слишком была рада новому обличию.

Поначалу Маргарет приняла идею Айрона, как оригинальную. Перед всем сообществом в той пещере Артефакта она не стала протестовать, тем более, что сама заразилась уверенностью мужа. Он так твёрдо заявил это: Огненные Ифриты, что она даже уверовала в силу его мысли. Но потом поняла, насколько же отличаются от всего земного и привычного эти странные и страшные существа, о которых не ведали даже самые безумные земные фантасты. Фактически она перестала быть человеком — как может обитать человеческое в плазменном состоянии материи?

Её, как женщину, поначалу ужасала сама мысль о своей внешности ифрита. Теперь она стала немного понимать, отчего Айрону когда-то было совершенно безразлично, как она выглядит. Это было давно — на Рушаре, когда раны на лице обезобразили Деву-воина Маргиану. Похоже, он всегда немного был огненным ифритом. И вот теперь признался ей, откуда вообще взял эту идею — превратиться в плазменное существо.

Коэн видел сны. Она знала, что ему нередко снился Ахаллор. Синкрет молчал, а иногда что-то говорил, и Айрон привык к его ночным визитам. Но были и другие сны, о которых муж ей ничего не рассказывал. Коэну снился его сын — от царицы Савской. Она сама помнила лишь младенца, а бывшему царю Соломону он приходил во снах в странном обличии. Иногда это был просто голос. Он сам нарёк своего сына Ровоамом, и Ровоам рассказывал ему, как он живёт.

Оказывается, в этих мистических снах, в которые погрузили участников экспедиции додоны, не всё было нематериальным. Ребёнок, родившийся во сне от спящего, становился Живой Душой. Такое дитя могло говорить к своим родителям в их снах, но Ровоам выбрал именно отца, а не мать. Он рассказывал Айрону о том, что стал царём огненных ифритов и теперь плавает меж галактических скоплений на пылающих островах. Айрон многое узнал из этих снов и потому в мгновенном выборе в начале поединка выбрал образ, подобный образу своего сына. Вот почему, попав в этот огненный дворец, он оказался как бы у себя дома, а Маргарет испытала сильный шок.

Не стань она огненной ифриткой, сошла бы с ума от ужаса, однако, новое естество в состоянии перенести и более чудовищные вещи. Потом она освоилась и оценила необычность этого фантастического бытия, но, к её печали, между ней и сыном не возникло такого контакта, как между Ровоамом и Айроном. Она видела, в какие яркие тона окрашивается плазменная корона над головой её сына, когда он говорит с отцом. Ей же доставался лишь ровный жёлтый цвет почтительности, каким встречал её он.

Все эти десять лет Айрон думал о своём никогда не рождённом в действительности сыне, а она — нет, потому что не имело смысла тосковать о том, чего в действительности не было никогда. Она так и не родила ребёнка, потому что материнство надолго оторвало бы её от карьеры, от успешного продвижения по службе. А из них двоих большую долю семейного бюджета зарабатывала именно она. Кто ж знал, что это Рушер так ловко подкашивал все талантливые начинания её мужа! Вот отчего Ааренс так теперь ненавидит своего врага и грезит лишь одним: уничтожить мразь!

— Когда всё кончится, мы вернёмся к прежнему виду? — спрашивала она мужа.

При этом вопросе он менялся в лице, и над его головой начинали полыхать мрачно-фиолетовые сполохи огня. Он не думал, что будет, когда всё кончится. Для него всё ещё только начиналось. Он был не просто поглощён борьбой, он упивался ею. Он был несказанно счастлив своим новым обличием, безмерными возможностями, что подарил ему сын, новыми бесконечными горизонтами, что открылись ему. И Маргиана с горечью сознала, что он, по сути, всегда был огненным ифритом — беспокойным, ненасытимым, сжигающим самого себя в бесплодной погоне за химерой. Сознавал ли он, что внёс раскол в их и без того непрочный брак?

— Какое оружие может уничтожить огненного ифрита? — спросила Маргиана.

— Никакое. — отвечал Ровоам. — Нет средства разрушить плазменную структуру наших тел.

— Но Рушер обязательно должен предпринять такую попытку. — не сдавалась она. — Его к этому обязывают условия поединка.

— Путь пробует. — кратко отвечал царь-ифрит.

— Он может надеяться лишь на одно: что наши запасы Живой Энергии подойдут к концу прежде, чем будет уничтожена вся его армада, в какой бы форме она ни предстала.