Огненные иероглифы - [6]

— А это, — продолжал Синкун, — газета профсоюзов «Рабочий».

И он протянул мне опять-таки отпечатанный на ротаторе номер. Бумага была такой же, как и у «Гвинейского маяка», — грубой, желтовато-серой.

Скромный ротатор самых примитивных моделей сыграл исключительную роль в политическом пробуждении Африки. Конечно, в африканских странах были и типографии, часто очень неплохие, но они были недоступны для демократических организаций. Дело не во враждебности хозяев типографий, хотя и это имело свое значение, а в цене их услуг. Только крупные газетные тресты Европы да колониальные власти иногда решали начать выпуск газеты в той либо другой африканской стране, главным образом для живущих там европейцев. Местной интеллигенции, даже местным предпринимателям эта операция долгое время была не под силу.

В Гане, когда эта страна еще называлась Золотым Берегом, первые газеты писались от руки. Я не знаю их тиража, но думаю, что в лучшем случае издатели умудрялись выпустить десяток-другой копий одного и того же номера. Во французских колониях именно ротатор произвел подлинную демократизацию местной печати, дав возможность организациям выпускать газету.

И после второй мировой войны начинают выходить десятки газет. Они издаются молодежными ассоциациями, объединениями бывших фронтовиков, мелкими и большими профсоюзами, возникающими партиями. Ведь для выпуска нужны лишь пишущая машинка, краска, бумага да дешевенький, обычно подержанный ротатор. Конечно, с его помощью невозможно добиться больших тиражей, но это не столь важно в странах, где умеет читать ничтожное меньшинство.

Газета предназначалась тогда прежде всего для тех, кто создавал общественное мнение, — учителей, чиновников, — конторских служащих, получивших элементарное образование солдат. Пересказывая прочитанные статьи, они распространяли влияние на первый взгляд жалких листков на широчайшие массы. Поэтому для того, чтобы представить подлинный размах газетного воздействия в странах Тропической Африки, цифру тиража нужно умножить на число тех, с кем делились ее содержанием первые читатели.

У колониальных властей Конакри «Гвинейский маяк» вызывал, видимо, серьезные опасения. С газетой расправились с помощью многих судебных процессов и колоссальных штрафов. Столь же несчастливо сложилась судьба и преемника «Гвинейского маяка» — газеты «Удар бамбуком». Она также была вынуждена закрыться после нескольких судебных процессов.

С моей просьбой разрешить поработать в архиве Синкун охотно согласился. Мы договорились, что я буду приезжать по утрам, когда Синкун сравнительно свободен. А он поможет мне разыскать интересующие меня материалы. Без проводника было бы невозможно найти дорогу среди архивных завалов.

С этого дня я стал регулярным посетителем архивов. Каждое утро пораньше, до большой жары, я приходил к Синкуну, здоровался со стариком-сторожем, который никак не мог закончить своей бесконечной ленты, занимал свое место в углу и погружался в бумаги.

Меня особенно интересовали послевоенные годы. Это было время рождения первых профсоюзов, первых политических партий. Вся интеллектуальная жизнь страны тогда концентрировалась в Конакри, и я надеялся, что из местных газет мне удастся выяснить, как появлялись ростки национального движения. Гвинея даже среди других французских колоний считалась одной из самых бедных, самых экономически отсталых. Почему же эта страна вдруг оказалась в политическом авангарде всей Африки?

Очень скоро мне стали привычными названия первых политических организаций вроде Союза Манде, Землячества Жильбера Вьейяра, Союза Лесной Гвинеи и др. Их насчитывалось свыше десятка — этих групп и группочек, объединявших по нескольку человек или из одной области, или из одного племени, а иногда и из одной деревни. Лидеры этих «землячеств» хорошо знали друг друга и ревниво наблюдали, не становится ли кто из них влиятельнее, авторитетнее остальных. На этой почве личного соперничества в крошечных организациях иногда возникали весьма шумные распри.

Какие идеи двигали этими людьми? Когда Между ними вспыхивали раздоры, они не скупились на громкие слова во взаимных обвинениях. Но, в сущности, большинство из них думали об одном и том же — как облегчить участь родного народа. Тогда еще никто в Гвинее не говорил о независимости страны, но много спорили о том, какими должны быть отношения с Францией, о праве гвинейского народа на самоопределение. Пожалуй, главной была идея — равноправия африканских и французского народов, и только десять лет спустя из этой идеи возникнет требование полной независимости.

В сознании политических деятелей резко сталкивались два принципа — верности своему племени и служения всему народу. Как-то раз я спросил у Синкуна, чем он объясняет этот внутренний конфликт. Его ответ, как мне кажется, довольно хорошо раскрывал сущность противоречия.

— Видите ли, — говорил Синкун, — первые политические союзы, по сути дела, не имели своей организации. Они не имели уставов, твердо установленного членства, какой-либо структуры. Поэтому их лидеры были просто вынуждены опираться на традиционные в наших краях формы организации — племенную и клановую солидарность, власть вождей и старейшин, молодежные ассоциации. Иначе они не могли надеяться, что их влияние выйдет за пределы Конакри.