Огненные иероглифы - [2]

С морем — связана вся жизнь города, и без многообразных запахов океана исчез бы неповторимый аромат Конакри. Конакри дышит морем.

ГОРОД И МОРЕ

В Конакри я впервые побывал в 1960 голу. Столичный аэродром расположен на берегу моря, вдоль моря идет и дорога от аэропорта-к городу.

Я думаю, каждый из нас приезжает в чужую страну с более или менее установившимися представлениями об ее облике, традициях, культуре. Они складываются незаметно из чтения, из рассказов друзей, из увиденных кинофильмов. Они живучи, и часто мы долго продолжаем видеть новый мир сквозь призму, которую давно бы пора отбросить.

Опасна банальность ходячих мнений. Среди европейцев в Африке часто слышишь: «Африка бедна, но голодных тут нет — плоды падают с деревьев сами, только наклоняйся», «Континент первобытный, отсталый, и все здесь примитивно», «Африканцы — прирожденные танцоры, но работать не умеют». От этих ядовитых пошлостей оказываются незащищенными даже люди, в общем хорошо знающие жизнь континента.

Иногда вокруг предрассудков, рожденных слепотой и предубеждением, возникают целые идеологические системы. Мне вспоминается книга, в которой были собраны мнения африканских священников о характерах африканцев. Одни из них утверждали, что их соплеменникам чуждо рациональное видение мира, который воспринимается ими чисто эмоционально и поэтически. Другие повторяли, что африканцы не понимают математики и вообще точных наук, что их мышление — мышление художника, а не ученого.

Столкнувшись с подобными мнениями, проще всего отделаться пожатием плеч. Ню разве можно забывать, что заблуждения, врастая в сознание, становятся силой? Что они способны вызвать взрывы страстей, несущих гибель тысячам и тысячам людей? Определенная предвзятость была и у меня, когда я впервые приехал в Гвинею. Правда, опа была скорее идеалистического свойства. И потребовалось немало времени, прежде чем я смог смотреть вокруг действительно открытыми глазами.

Уже те 15 километров, что я проехал от аэропорта до города, были для меня великим путешествием. Было душно и жарко. Под кокосовыми пальмами, за широкой листвой банановых деревьев стояли глинобитные круглые хижины под серыми конусами крыш. Вдоль дороги шли люди — одни в длинных, до земли, голубых и белых халатах, другие — в пестрых рубахах, в шортах. Глядя по сторонам, я говорил себе: если попросить гвинейского и нашего школьника нарисовать, как очи представляют себе дом, дерево, одежду, то первый нарисует эти круглые хижины, пальму, длинные халаты, а другой — многоэтажный дом, ель или березу, пиджак. За самыми обиходными словами здесь, в Гвинее, скрывалось, видимо, совсем иное конкретное содержание, чем у нас.

Поселился я в гостинице на авеню Нигера. Босоногий старик взял у портье ключи и провел меня на второй этаж. Номер был темен; окно, закрытое деревянными ставнями, почти не пропускало света. И, пожалуй, к счастью. Я только утром следующего дня увидел эти обшарпанные стены, рыжеватую от пыли москитную сетку и, самое удручающее, крупных и очень подвижных тараканов, шевелящихся в углах. Всем своим обликом мой жалкий номер буквально кричал о скаредности владельцев гостиницы. Наверное, не один год минул со времени последнего ремонта, если таковой вообще когда-нибудь проводился.

Впрочем, повторяю, это я разглядел уже утром следующего дня. Тогда же, бросив чемодан, я спустился на улицу и отправился посмотреть город.

Центральный городской рынок оказался прямо перед гостиницей. Позднее мне довелось видеть скромные деревенские базары, где несколько торговок — под соломенными навесами часами сидят у мисок с подгнившими помидорами, пышный рынок Зиндера с его розовыми холмами земляного ореха, «очной базар Лагоса, где в мерцании коптилок идет бойкая торговля съестным, тканями, посудой и вообще всем, что может приглянуться страдающему бессонницей покупателю. Но первую встречу с конакрийским рынком я, наверное, никогда не забуду.

Глаза слепило от яркости красок. В плетеных корзинах или навалом на столах лежали лохматые кокосовые орехи, груды колючих ананасов, связки ярко-желтых бананов, похожие на баклажаны лиловато-зеленые авокадо. Какой-то паренек продавал веточки, усыпанные черными, плоскими, как аптечные таблетки, орешками. Он уверял меня, что орешки снимают жажду, и предложил попробовать. Действительно, косточка покрыта кисло-сладкой мякотью, чудесно, освежающей рот.

Африканский рынок не так-то просто узнать. Прошло много недель, прежде чем я добрался до торговца, продающего выкованные из меди детские игрушки — мотыжки, щипчики, ножницы, лопаты — все как у взрослых, только размером в три-четыре сантиметра. Не сразу я нашел и прилавок, заваленный сделанными из ракушек каури ожерельями. Когда-то эти ракушки заменяли почти по всей Африке разменную монету и еще сегодня служат украшением мужчин-танцоров.

Часа два бродил я между рядами, смотря, расспрашивая. Пестрая толпа вокруг спорила, смеялась, улыбалась, переругивалась, торговала и покупала. Потом я узнал, что многих в тропиках оскорбляет, когда приезжие европейцы заглядываются на местную «экзотику». Может быть, считают, что эти рынки — оскорбительная отсталость, что бедность Африки там слишком обнажена? Не знаю. В тот день я не подозревал, что, возможно, задеваю чьи-то чувства, и чистосердечно любовался и пестрой базарной «экзотикой», и жизнерадостной, темпераментной толпой.