Огненное погребение - [30]
ЛЮБА: Она сама не уйдет.
АНДРЕЙ: Почему?
ЛЮБА: Там место особое. Когда дом покупали, долго искали. Она со двора не любит выходить, не сможет сама уйти, сила не выпустит. Дойдет до вокзала и вернется.
АНДРЕЙ: Совсем чудеса. А она в себе, мать-то?
ЛЮБА: По вашему – не совсем, а по-настоящему – в себе, еще как.
Палата Дыбенко.
Милиционеры ужинают, Дыбенко спит.
Милиционер режет хлеб отобранным у Султана ножом.
Внезапно он одергивает руку и кричит от боли, хлещет кровь, нож падает на пол.
Крупным планом – отрезанная фаланга пальца, с ногтем, хлеб заливается кровью.
Нож на полу, в крови.
«Газель».
АНДРЕЙ: Ладно, заберем, не плачь, Любка. Там, может, и отсидимся, в области. В Вязниках у меня кент был когда-то. Может, в деревне какой-нибудь или на даче, там срубы в лесу, зимой пустуют.
ГИТЛЕР: Сколько сидеть?
АНДРЕЙ: Я бы до весны, а вы – как хотите.
КАБАН: Правильно, зиму пересидим, а потом по одному разбежимся.
АНДРЕЙ (Любе): Набери ей со свежего мобильника, только выбрось потом.
Люба достает коробку из-под печенья, полную дешевых мобильников. Вставляет в один из них карточку, активизирует, набирает номер.
ЛЮБА: Мама! Мама, все плохо, бежать надо… Мама, они ругаются, когда я с тобой на нашем говорю… Я виновата… Прости… Мама, ты можешь уйти? Мама, закройся дома, не открывай никому. Мы приедем. Скоро, завтра. Мамочка, прости (плачет)…
Люба заканчивает разговор, вынимает батарею из телефона и выбрасывает телефон в окно.
Ресторан, много народа, шумно, за столиком молодой человек, кавказец, к нему подсаживается такой же молодой человек, русский.
На столе графин с водкой, закуска, минеральная вода.
РУССКИЙ (утвердительно): Нухит.
КАВКАЗЕЦ: Откуда знаешь?
РУССКИЙ (показывает телефон): И вот в профиль.
КАВКАЗЕЦ: Ясно.
РУССКИЙ (наливает в рюмки водку, громко, весело): Ну, за встречу!
Выпивают, Русский наливает еще.
Телефон я оставлю. Там записи по звонкам с телефона телки, отдельным файлом. И еще один файл – локализация. Точность небольшая, десять метров. Теперь запоминай. Сегодня отработали место, где ее телефон больше всего наследил. Это жилой дом, в Москве, скорее всего, там у них база. Понимаешь?
КАВКАЗЕЦ: Говори. Что не пойму, я так передам, там поймут.
РУССКИЙ: За взаимопонимание!
Выпивают.
Так вот. Три квартиры заперты. Тридцать седьмая, сорок вторая и пятидесятая. Хозяева за городом живут, пока не нашли их. Санкции ломать нет. Завтра найдем хозяев или санкцию получим. Сегодня ночью зайдите в каждую, наружка наша, будет в курсе. Предполагается, что там может быть Лабунский, бывший водитель погибшего Савелюшкина. Знает он много, в том числе и про эту телку. Надо его расспросить, а сам он – чтобы помалкивал. Телка должна к вам попасть, а не к нам. Мы свое делаем, но в некоторых местах вас вперед пропускать будем. Или после нас пойдете, если у нас методов воздействия на очевидцев и прочих не хватит. И еще – передали, чтобы без лишнего. Понимаешь?
КАВКАЗЕЦ: Нет.
РУССКИЙ: Если мы завтра с понятыми войдем в квартиру, а там труп найдем, свежий, это лишнее. Закончится наша дружба и начнется работа. Вас первых и отработаем.
КАВКАЗЕЦ: Запугиваешь зачем-то…
РУССКИЙ (наливает в рюмки): Да не пугаю я тебя, просто передаю, что сказали.
КАВКАЗЕЦ: За дружбу!
Выпивают.
РУССКИЙ (встает, громко): Я сейчас, Або, одну секунду. Звони пока подружкам!
Русский оставляет на столе телефон и уходит.
Подъезд, ночь.
Три человека открывают дверь квартиры, где жили герои. Двое входят, в руках у них пистолеты с глушителями, один остается в подъезде.
Квартира, ночь.
Двое передвигаются по комнатам бесшумно, заходят в комнату, где лежит привязанный к батарее Саша.
Осмотрев всю квартиру, один из взломщиков, Кавказец, приседает у головы Саши на корточки.
Во рту у Саши тряпичный кляп. Неизвестный вытаскивает кляп.
КАВКАЗЕЦ: Живой?
САША (хрипло, слабым голосом): Да.
КАВКАЗЕЦ: Ты кто?
САША: Лабунский Александр. Заложник.
КАВКАЗЕЦ: Тихо, сейчас уйдем отсюда.
Кавказец перерезает веревку, Саша переваливается лицом вниз, Кавказец перепиливает ножом хомуты на руках и ногах.
Идти можешь?
Второй кавказец светит фонариком, видно, что вокруг батареи натекла большая лужа крови.
САША: Иголку, сука, воткнула.
КАВКАЗЕЦ: Что воткнула?
САША: Иголку.
Видна игла от одноразового шприца, торчащая у Саши из ягодицы. Штанина вся в крови, на игле набухает капля крови. Кавказец вытаскивает иглу и втыкает ее в подошву Сашиного кроссовка. Второй кавказец в это время осматривает квартиру.
ВТОРОЙ КАВКАЗЕЦ: Чьи это вещи?
САША: Она оставила. Дайте пить.
Кавказец приносит из кухни стакан с водой, Саша пьет.
Позвонили ей, она собрала все, что было, в сумку, это оставила.
Кавказец прикладывает к себе, примеряет футболку.
КАВКАЗЕЦ: Здоровый бык.
САША: Собрала все, помыла, а мне иглу воткнула и кляп вставила.
КАВКАЗЕЦ: Поцеловала хоть? (Второму кавказцу.) Берем его.
Саша с помощью кавказцев встает и на дрожащих, заплетающихся ногах идет к выходу.
Машина, в ней трое кавказцев и Саша, едут по ночной Москве, выезжают за город.
САША (испуганно): Кровь не останавливается!
Один из кавказцев смотрит на потемневшее от крови сиденье, достает тряпку.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пушкин, конечно, — это наше всё. И Тарковский с Трифоновым. Но есть еще и байкеры, и маргиналы, и хиппи: кроме культуры мейнстрима существует альтернативная культура (и культуры) и связанные с ней, искусство, образ жизни, мировоззрение и т. д. И чем дальше развивается общество, тем больше появляется новых явлений культуры, которые не укладываются в жесткое ложе мейнстрима. Может быть, еще немного, и альтернативная культура станет основной. Пока этого еще не произошло, можно попытаться собрать, сложить, составить словарь и путеводитель по «другой» культуре в том виде, в котором она существует, начиная с 1980-х годов и по сию пору на пространстве, однажды ставшим «постсоветским».
Формально «Чужая» – это сценарий, но читается как захватывающий роман.1990-е. Бандитский Киев. Бригада из четырех бойцов получает задание доставить из Праги девушку по кличке «Чужая». Она – родная сестра арестованного Бабая, чьи показания могут навредить важным людям.Автор, скрывающийся под псевдонимом Адольфыч, знает описываемый мир не понаслышке. Великолепный criminal road action раз и навсегда закрывает тему бандитского эпоса.«Очень сильно.»Бумер" без «бумера» и приторных соплей. В героиню, «редкой масти тварь, мутную, голимую устрицу», влюбляешься остро и безнадежно, как в эльфийку – орк".
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.